Гарри Тёртлдав - Крисп Видесский

Перекрашенная из черного цвета в синий, его хламида сошла бы за рясу видесского священника.

Но как бы ни был одет Арваш, он правил своей ордой. По его повелению халогаи носились взад и вперед, не обращая внимания на тяжесть кольчуг. А когда Арваш поднимал руки, — рукава рясы развевались, точно крылья стервятника, — северяне оставались на месте, что было для них весьма необычно.

Маммиан глядел на эту сцену так, словно дисциплина халогаев была для него личным оскорблением.

— Если они не идут за нами, — одышливо вздохнул он, — придется лезть на них лоб в лоб.

Эти слова явно отдавали для него желчью; столкновение лоб в лоб не принадлежало к излюбленным приемам боя хитроумных видессиан.

Но если не сумеет умный — осилит сильный. Когда офицеры вновь установили строй, а солдаты проверили, сколько стрел осталось в колчанах, музыканты вновь протрубили атаку. И вновь видесская кавалерия ринулась на баррикаду. «Крисп!» было их боевым кличем и: «Имброс!»

Арваш опять воздел руки, но теперь он указывал не на своих головорезов или возведенную ими преграду, а на стены ущелья. И тогда Трокунд пошатнулся в седле.

— Отзовите людей! — вскрикнул он, с трудом удерживаясь на коне. — Отзовите!

Крисп и его генералы уставились на чародея.

— Во имя бога благого, почему?! — воскликнул император.

— Боевые чары, — прохрипел Трокунд, но гром катящихся по склонам валунов заглушил его слова.

Крисп, не сводивший глаз с Трокунда, не видел, как вырывались из земли, в которой мирно покоились годами, если не столетиями, первые камни. Тем вечером ему рассказал об этом один из солдат:

«Видели, как выскакивает из норы вспугнутый кролик? Вот так и эти каменюги прыгали. Только не во все стороны, как кролики, а на нас».

Валуны врезались в ряды видесской кавалерии со звуком, какой могла бы издать раздавленная ногой великана кузница. Кони падали, точно скошенная трава, подминая седоков. Следующие ряды, не в силах остановиться, натыкались на них и тоже попадали под обвал. Хаос разрастался.

Первые ряды атакующих в момент обвала уже почти достигли баррикады. Солдаты оборачивались, чтобы выяснить, что случилось с их товарищами. Кто-то останавливался в ошеломлении, кто-то кидался на баррикаду. И только тогда халогаи рванулись вперед, ревя от злобной радости. Имперские солдаты сражались отчаянно, но некому было прийти к ним на помощь через кровавое месиво обвала.

Крисп с проклятьями бил кулаком по колену, глядя, как северяне одолевают его людей одного за другим. Арваш вновь воздел руки, и опять выскочили из земли валуны, обрушиваясь на авангард видесской армии.

— Останови их! — заорал Крисп на Трокунда.

— Не могу. — Лицо чародея вмиг осунулось, глаза дико блуждали. — Я не представляю, как ему это удается. Напряжение, горячка боя ослабляет силу чар, даже если они подготовлены заранее. Я пытался наложить противоборствующие заклятья — они срываются, как и должно быть.

— Так что нам делать?

— Ваше величество, у меня не хватит сил противостоять Арвашу даже вместе с моими товарищами. — Это признание доставляло Трокунду почти физическую боль. — Возможно, вместе с мастерами Чародейской коллегии нам еще удастся победить его.

— Но не сейчас, — подвел итог Крисп.

— Нет, ваше величество, не сейчас. Он скрыл свой лагерь так, что я не смог даже заметить его, его боевые чары так сильны, что едва не сломили меня… Ваше величество, уже много лет меня не пугал ни один чародей, но Арваш меня ужасает.

Видессиане у баррикады погибли почти все. Их тела и тела погибших под обвалом преграждали путь армии. Взгляд Криспа скользнул вверх, по склонам ущелья. Сколько еще валунов ждут только колдовского приказа Арваша, чтобы рухнуть на видесскую армию, и какое еще чародейство мог приготовить вождь северян?

— Отступаем, — приказал Крисп и сплюнул желчью.

— Отлично, ваше величество, — сказал Маммиан. Пораженный Крисп повернулся к нему. — Отлично, — повторил генерал. — В нашем деле едва ли не главное — знать, когда отойти вовремя. Я боялся, что вы прикажете наступать, несмотря на потери, и превратите поражение в катастрофу.

— Это уже катастрофа, — ответил Крисп.

По ущелью пронесся скорбный сигнал к отступлению. Но Маммиан покачал головой.

— Нет, ваше величество. Мы еще не потеряли строй, паники нет, и люди готовы сражаться в будущем — или в будущем году. Но если этот ведьмак и дальше будет нас гонять в хвост и в гриву, наши солдаты станут бежать, едва завидев его разбойников.

Слабое утешение, но уж лучше такое — немного лучше — чем никакого. Телохранители-халогаи Криспа сомкнулись вокруг него, пока армия выходила из ущелья. Если бы северяне хотели убить его и перейти на сторону собратьев, лучшего момента им не представилось бы. Но императорская стража оборачивалась, лишь чтобы погрозить кулаками врагам Видесса.

И все же верность телохранителей заботила Криспа меньше всего.

Взгляд его, как и взгляды всей армии, постоянно обращались вверх, на стены ущелья — не грянутся ли вниз новые валуны, сминая людей и коней? Если Арваш сумел подготовить ловушки по всей длине ущелья, поражение еще может превратиться в катастрофу даже по критериям Маммиана.

Но отступление не стало бегством. Валуны оставались на своих местах. И наконец склоны разошлись, открывая пологие предгорные холмы.

— Назад, к лагерю? — спросил Маммиан.

— А почему нет? — горько ответил Крисп. — Так мы можем сделать вид, что ничего не случилось. Те, кто еще живы.

— Такие вещи без потерь не делаются, — попытался успокоить его Маммиан.

— Мы и с потерями ничего сделать не можем, — бросил Крисп, на что генерал только хмыкнул.

Лагерь разбитой армии всегда мрачен. Вокруг шатров победителей тоже кричат от боли раненые, но и они, и их товарищи знают, что добились цели, за которую сражались. Побежденные лишены подобного утешения. Они не просто гибли — они гибли зря.

Именно поражение сломило армию Петрония, вспомнил Крисп. Он приказал усилить охрану не с северной стороны лагеря, а с южной.

Офицеры, которым он отдал это распоряжение, вслух своих мнений не высказали, но многозначительно кивнули.

Крисп бродил по окраинам лагеря, где тяжелораненые ждали, пока до них дойдет внимание жрецов-целителей. Те, кто мог шевелиться, с улыбками отдавали императору честь, отчего совесть грызла Криспа еще сильнее. Но он постарался повидаться со всеми и поговорить с большинством, прежде чем отправиться к себе в шатер.

К этому времени спустилась темнота. Больше всего Криспу хотелось уснуть и забыть на несколько часов про злосчастный сегодняшний день. Но перед ним стояла еще одна задача, куда более тяжелая, чем посещение раненых. Крисп все откладывал с письмом Танилиде: он хотел написать в нем, что смерть ее сына отмщена. Теперь эта надежда исчезла — да и что ей в том утешении? Она потеряла единственного сына. Крисп опустил перо в чернильницу и уставился на пустой пергаментный лист. Как же начать?