Гайдн Миддлтон - Последняя сказка братьев Гримм

Гримм услышал голоса в коридоре прежде, чем заметил в дверях движение: неясная мужская фигура, затем поменьше — женская. Это могли быть Вилли и Дортхен; Савиньи и Кунигунда; его любимые родители. Практически любая пара, которая умела бегло говорить между собой на доверительном игривом языке брака, с детьми, хорошими послушными детьми, продолжающими семью.

Они стояли близко друг к другу, глядя на него, возможно, думая, что он их не видит. Он тонул в подушках, подбородок покоился на груди. Щетина на небритых щеках колола ткань халата. Прямо перед его носом лежал старый блокнот. Карандаш скатился на пол. Но еще раньше он успел нацарапать записку.

Только вот не мог вспомнить, для кого ее написал. Может, для своей матери? Он ощущал себя ребенком, борющимся за то, чтобы иметь возможность писать, — освобожденный от всякой ответственности ребенок, от которого даже не ожидают, что он заговорит. Приятно быть таким, будто совершая путешествие во времена своего рождения, к истоку.

— Это Куммель, дядя, — голос был громким, как и следовало.

Гюстхен. Только Гюстхен. Гюстхен и ее слуга.

— Добрый вечер, герр профессор. Мне так жаль!

Гримм не понял, что это было, извинения или сожаления о его болезни. В любом случае слова прозвучали искренне. Они стояли по обеим сторонам кровати, Гюстхен справа, молодой Куммель слева и немного ближе. Гримм взял блокнот и с трудом протянул ему. Гюстхен наклонилась поднять карандаш. Он чувствовал, как она положила карандаш ему на грудь.

— Что он написал? — спросила она Куммеля.

Он поколебался, прежде чем ответить:

— Три слова — я думаю, одних и тех же. Здесь написано: Сказку, сказку, сказку?

— Ах, так! — воскликнула Гюстхен, и Гримму показалось, что она хихикнула. — Так мы просили сказку, когда были детьми. Так дядя и его братья и сестры просили сказку, когда были маленькие. Сказку, сказку, сказку! Ты это имеешь в виду, дядя? Ты хочешь, чтобы тебе рассказали историю?

Гримм дотянулся до блокнота, вновь положил его и поднял карандаш, чтобы нацарапать еще несколько слов. Гюстхен склонилась над кроватью, поправляя блокнот и стараясь разобрать, что он написал, но пришлось ждать, пока он закончит, прежде чем прочесть вслух:

— Историю твоих родственников. Она не разобрала, что в конце он написал отдельно букву «К». Тогда, чтобы всем все стало ясно, Гримм вновь передал блокнот Куммелю.

— Вы хотите, чтобы я рассказал о своей семье?

Гримм потряс головой и хлопнул рукой по одеялу, приглашая Куммеля сесть, так как ему тяжело было смотреть все время вверх, немела шея. Молодой человек повиновался, придвинулся ближе.

— Я думаю, — предложила Гюстхен, касаясь рукава Куммеля, — это значит сказку — историю — которую рассказывали тебе твои родственники.

— Еврейскую историю?

Гримм откинулся назад. Дело сделано. Теперь он мог закрыть глаза, чувствуя, как комната и те, кто был в ней, отдаляются от него. Он знал, что Гюстхен и Куммель говорят друг с другом, но ничего не слышал. Он тонул, стоя под градом падавшей на него земли, то есть тонул не только он, но и его миниатюрное королевство. Так продолжалось до тех пор, пока это движение не стало таким естественным, что он его не замечал, как путешественник, отправляясь в поход, не замечает вращение Земли.

Он отправлялся в другое королевство: быстро, в панике, пересекал темный дворцовый двор, и кто-то шел за ним по пятам. В воздухе пахло паленым. Запах был таким сильным, что вызывал у него спазмы. Впереди виднелась арка в древнюю башню, похожую на дымовую трубу. Ступеньки вели наверх сквозь пелену дыма. Он хотел повернуться и убежать, но вместо этого тихонько вошел. Голоса позади него стали настойчивее, и он стал различать отдельные слова:

— …так давно.

— Но ты уверен, что что-то запомнил? Такой маленький? Это значит очень много для него…

Гримм открыл глаза и увидел склонившегося над ним Куммеля. Лицо слуги было так близко, что Гримм мог различить его брови. Слуга пожал плечами и выпрямился. Его убедили. Будет Гримму история. Гримм снова закрыл глаза, но он теперь видел только то, что Куммель решил ему показать:

— Один благочестивый еврей не мог содержать своих детей. Все, что он делал, это изучал Тору в синагоге, пока однажды жена не сказала ему: «Долго ты будешь сидеть сложа руки? Пойди поищи какую-нибудь работу, это спасет нас от голода». Он собрал пожитки и со слезами отправился за городские ворота.

В первом городе, куда пришел, он на каждом углу слышал голоса изучающих Тору. Его тепло приняли и повели в синагогу. Но едва он оказался внутри, как все эти люди оказалось демонами в людском обличье.

Испугавшись, благочестивый еврей попытался вырваться и вернуться домой, но демоны ему не позволили. «Ты останешься здесь, — сказали они, — женишься на одной из нас, у тебя будут дети, богатство и все, чего душа пожелает». — «У меня уже есть жена и дети, — взмолился еврей. — Пожалуйста, позвольте мне уйти». Но его не слушали. И все, что ему оставалось, — взять в жены одну из демониц, и с ней у него было много сыновей и дочерей…

— Дядя, — донесся до Гримма голос Августы, — ты слушаешь? Ты не спишь? Ты слышишь, что рассказывает Куммель?

Гримм кивнул. Он больше не мог держать глаза открытыми.

— Как-то раз, — продолжал Куммель тем же спокойным и ровным, но выразительным тоном, — благочестивый еврей стал умолять свою жену-демона отпустить его проведать прежнюю жену и детей. «Если ты обещаешь вернуться обратно до ночи, — ответила она, — я тебя отпущу. И дам тебе для них много денег, так что они не будут больше нуждаться. Я дам тебе такую лошадь, которая доставит тебя к ним мгновенно». — «Как скажешь», — ответил он.

Привели лошадь, принесли деньги, и еврей отправился в путь и вскоре обнаружил себя перед своим домом. «Благодарение богу, ты дома, — сказали жена и дети, плача от радости. — Где ты был так долго?» Он ничего им не сказал, а когда пришла ночь, не мог заставить себя уехать. И лег подле жены, сраженный печалью. «Скажи мне, в чем дело, — умоляла она со слезами. — Или я покончу с собой». Тут уже он не смог молчать и все рассказал.

«Муж, — сказал она, когда он закончил, — иди в синагогу и изучай Тору. Только так ты себя защитишь». Рано утром он отправился в синагогу и сидел там день и ночь. А когда жена-демоница поняла, что он не вернется, она тоже пошла в синагогу и нашла его там погруженным в учение. Она подошла к раввину и сказала: «Господин, я пришла с жалобой на того мужчину, который читает».

Благочестивый еврей услышал, взглянул на нее и сказал: «Тебе не на что жаловаться. Ты демон». — «Но я твоя жена, — заявила она. — Мы сочетались законным браком, и у нас дети. Ты обещал вернуться ко мне, но нарушил обещание. Я требую, чтобы ты выполнил свои обязательства в соответствии с еврейским законом». — «Ты не еврейка, — возразил мужчина. — У тебя вообще нет права на существование. Сгинь, сатана!»