Джордж Брейген - Клеймо змея

Но пес не лаял, а только глухо урчал, что насторожило киммерийца. Он знал старую истину, что лающая собака не нападает, и поэтому делал вывод, что преградившее ему путь животное настроено крайне агрессивно.

Мохнатое брюхо пса вздымалось и опадало, а из разверстой пасти обильно источалась светлая пена. Звуки, которые вырывались из собачьей утробы, напоминали, скорее, шипение, с которым змея предупреждает о нападении.

Через мгновение дрожащий пес действительно кинулся вперед, прижав уши к черепу. Огромные блестящие клыки, казалось, уже сомкнулись на горле варвара, но он уже был готов к этому и стремительно ушел вправо. Тяжелые челюсти лязгнули в пустоте, в следующий миг безумный пес взвыл, всхрипнул и осекся, потому что длинное лезвие забарского кинжала со свистом обрушилось на мохнатую шею, — крупная продолговатая голова с чавкающим звуком шмякнулась в зловонную лужу нечистот и откатилась на несколько шагов в сторону.

С брезгливой гримасой Конан огляделся вокруг. Ему совершенно не хотелось обтирать окровавленное лезвие об обезглавленное тело, но и отправить за спину грязный кинжал он никогда бы себе не позволил. У киммерийцев убийство собаки всегда считалось дурным предзнаменованием. Лишишь жизни пса — открывай пошире походный мешок, скоро посыплются неприятности.

Шершавый лист какого-то сорняка, разросшегося у угла мрачного дома, хорошо впитал себя капли крови, и варвар двинулся дальше. Он миновал небольшую площадь и повернул к берегу, оставляя позади скопища обветшалых деревянных строений, полусгнивших сараев, складов да хлипких навесов. В Нижнем городе обитали люди, не избалованные роскошью, никто тут не привык жить во дворцах с пышной обстановкой да с прохладными фонтанами, струящимися под сводами богато украшенных залов. Здесь считалось счастьем переночевать под соломенной крышей на куче тряпья — старая кость лучше пустой тарелки, гласила зингарская мудрость, и голодное брюхо бывало радо всякой крохе из мусорной кучи.

Миновав длинный приземистый склад с квадратной башенкой, киммериец оглянулся и шагнул под навес, крытый камышом. На мгновение остановившись, чтобы глаза успели привыкнуть к темноте помещения, он бесшумно двинулся вдоль галереи, вонявшей плесенью и крысиным пометом. Конан бесшумно прошел несколько десятков шагов и внезапно остановился, прислушиваясь.

Как он и предполагал, впереди находился вооруженный патруль. До слуха Конана донесся приглушенный шум мужских голосов. Судя по всему, их там собралось не меньше десятка. Варвар знал, что со всей округи были срочно стянуты гвардейцы и они обложили Херриду плотным кольцом, как охотники, загоняющие дичь. Стражники перекрыли все известные подступы к морю и выходы из Нижнего города, но киммериец прекрасно знал, в каком направлении двигаться.

Трухлявая дверь неплотно прикрывала вход в длинный сарай, растянувшийся вдоль петляющей грязной улочки, скорее, широкого прохода, в конце которого располагались гвардейцы. Дверь болталась на одной петле, сделанной из грубой кожи, и поэтому не издала ни скрипа, когда носок сапога Конана ткнул ее. Киммериец нырнул в узкую щель проема и как будто провалился в черную дыру, такая кромешная тьма царила внутри покосившихся развалин.

Пальцы его крепко сжимали рукоятку кинжала, а обостренный слух ловил каждый звук, каждый шелест. В полной темноте, почти на ощупь, варвар двигался перпендикулярно направлению улочки, пока впереди не забрезжил лунный свет, пробивавшийся сквозь многочисленные щели, словно прогрызенные гигантскими клыками в деревянных стенах.

Конан скорее почувствовал, чем увидел, как в углу при его появлении зашевелились кучи тряпья. Но внутренний голос подсказал ему, что прячущийся в отбросах не представляет опасности, а сам, скорее всего, умирает от страха, заметив приближающуюся из глубины фигуру.

Противоположная сторона внутреннего двора, как заметил киммериец, ограничивалась высокой каменной стеной, служившей внешней границей Нижнего города. По этой старинной ограде пролегала официальная черта зингарского порта, и, миновав ее, можно было уже не так опасаться властей. Жители этих мест не особо разбирались в высочайших указах, поэтому и не обращали на них внимания, придерживаясь собственных порядков. Прежде чем пересечь двор, варвар внимательно осмотрел все кругом, задерживая дыхание и напряженно вслушиваясь во тьму. Ветерок уже доносил отдаленный шум морских волн, ноздри Конана уже ощущали легкое дуновение соленого воздуха, и от этого он испытывал приступы непозволительного для опытного воина нетерпения.

Старая городская стена, сложенная из огромных квадратных блоков ракушечника, казалась высокой и непреодолимой. Но долгие годы выветрили в пористом камне трещины и уступы, поэтому для варвара подъем к ее верхнему краю не составил труда, и через несколько мгновений он уже осторожно выглянул из-за верхнего ряда, чтобы выяснить обстановку. За свою жизнь киммериец бесчисленное количество раз преодолевал защитные стены, причем достаточно часто они оказывались куда выше, чем эта, а поверхность до кромки бывала точно отполирована, не давая возможности отыскать ни малейшей вмятины. Однако они не становились для него непреодолимым препятствием, и каждый раз после преодоления такой стены Конан не уставал с благодарностью вспоминать свое киммерийское детство — выросшему в горах варвару они казались детским развлечением, легкой разминкой для настоящего мужчины.

С внешней стороны, на первый взгляд, никакой угрозы не наблюдалось, и слишком задерживаться наверху не стоило. Ловко перебросив мощное тело, киммериец уцепился за верхний камень, повис в воздухе, а потом вытянулся, разжал руки и мягко спрыгнул.

Сапоги из кожи гликона не произвели ни малейшего шума. Искусству приземляться, прыгая с большой высоты, Конан тоже придавал большое значение — настоящий воин должен уметь и это, поэтому он мягко спружинил ногами и инстинктивно встал в боевую стойку в первый момент.

Все вокруг было по-прежнему. Гораздо отчетливее доносился шум морских волн, подгоняемых свежим ветром к берегу. На редких деревьях суетились ночные птицы и трещали под листьями бесчисленные цикады.

Вдоль полосы моря беспорядочно темнели остовы старых кораблей. Перевернутые вверх днищами крупные и мелкие суда часто служили прибежищем тем отпетым весельчакам, которые из-за своих нетрадиционных шуток опасались показываться даже в тавернах портового квартала, чтобы не загреметь на виселицу.

Еще находясь в тени городской стены, варвар отыскал глазами две могучие пальмы, шевелившие густыми длинными листьями у самой кромки моря. Они и должны были служить ориентиром.