Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

— Ты не можешь его любить, — удивился Тэнгэр, — потому что страшный Ёроол-Гуй запретил тебе это.

— Что мне за дело до Ёроол-Гуя, плавающего в холодных глубинах? — сказала Туйгай. — Я люблю Вана.

Тогда старик Тэнгэр принял свой истинный вид, голова его поднялась выше дерева, а седые брови грозно нахмурились.

— Узнаешь ли ты меня? — сказал Тэнгэр. — Я тот, кто устроил мир, оградив его стеной. Я создал далайн и оройхоны, зверей и людей. Я повелеваю тебе покинуть Вана и не видеть его больше никогда.

— Нет, могучий Тэнгэр, — ответила Туйгай. — Я все равно буду для Вана радостью и усладой, потому что моя любовь выше алдан-тэсэга. Мой век короток, и я хочу знать, какое дело бессмертным, размышляющим о своей большой вечности, до моей вечной любви?

— Что ж, женщина! — воскликнул Тэнгэр. — Ты сама этого захотела. Так знай, что твой Ван — илбэч, он проклят Ёроол-Гуем, и теперь, когда тебе стала известна его тайна, он умрет.

Но Туйгай улыбнулась безмятежно и сказала:

— Я женщина, у меня короткая память и слабый ум. Я не поняла и уже забыла, что ты сказал. Я помню лишь, что люблю моего Вана, а ты не велишь мне этого и пугаешь страшным. Ответь, добрый Тэнгэр — почему ты такой злой? Жестоко разлучать нас из-за прихоти многорукого урода.

— Я не жесток, — сказал Тэнгэр. — Нельзя быть жестоким по отношению к смертному. Смертный умрет, и моя несправедливость умрет вместе с ним, словно ее и не было. Вечно лишь слово вечного. Вы, люди, жалко передразниваете мой облик, а Многорукий ближе мне по духу, ведь нас всего двое на всю долгую вечность. Пусть сбудется слово Ёроол-Гуя. Ван не будет счастлив в жизни!

С этими словами Тэнгэр ударил Туйгай в грудь. Кровь брызнула от удара и окрасила листья дерева. Красавица пошатнулась, но смогла сказать:

— Я люблю Вана всем сердцем и вечно буду его радостью и усладой.

— У тебя не будет сердца, а Ван не найдет ни радости, ни услады! — загремел Тэнгэр.

Он схватил Туйгай, вырвал у нее сердце и, не глядя, кинул прочь, а бездыханное тело зашвырнул в далайн на пожрание пучеглазым рыбам. А потом ушел на свой алдан-тэсэг, но думал в тот день только о сиюминутном.

Когда Ван вернулся, он нигде не нашел Туйгай. Была лишь пустая палатка, да дерево, покрытое радостными красными цветами и зрелыми плодами, похожими на человеческое сердце. В аромате цветов и сладости сока чудилась ему та, которую он не мог отыскать. С тех пор, где бы ни странствовал илбэч, он обязательно возвращался к цветущему дереву, садился под ним, и горе его смягчалось, и в эти минуты слово женщины значило больше, чем слово бога.

5

«Ухожу к добрым братьям», — эти странные слова были единственным указанием, где искать Яавдай.

Шооран ринулся на восток. Земли Моэртала он обошел по мокрому, а дальше двигался прямиком, и никто не остановил идущего цэрэга. Лишь у самой границы, когда понесло с мертвых земель кислой гарью, Шоорана окликнули:

— Эгей, куда разогнался?

В первое мгновение Шоорана словно ударила волна испуга — попался, бездарно вляпался в поставленный у границы секрет. Но увидав благодушные ничего не подозревающие лица Шооран понял, что его принимают за гонца, принесшего какое-то распоряжение. В самом деле, ведь не станут же из-за одного бежавшего цэрэга поднимать шум по всей стране…

— От благородного одонта… Ууртака, — в последнюю секунду Шооран успел назвать имя другого наместника. Совершенно незачем Моэрталу знать, где бродит его дезертир.

— Слушаю посланца блистающего одонта, — произнес дюженник уставную фразу.

— Я ищу женщину, — сказал Шооран. — Молодая, хорошо одета. Ждет ребенка.

— Такие тут не гуляют, — хохотнул один из солдат. — Граница.

Дюженник, бывший, видимо, педантичным служакой бросил на цэрэга недовольный взгляд и ответил:

— У меня никто не может пройти. Понимать надо: а вдруг илбэч уйдет — что тогда?

— Спокойней будет, — заученно сказал Шооран. — Устали за ним гоняться по всем оройхонам.

Дюженник хотел осадить молокососа, вздумавшего иметь свое мнение, но вспомнил, что тот ему не подчинен и вообще неясно из-за чего послан через всю страну, и не стал командирски повышать голос, лишь повторил:

— Здесь никто не пройдет.

— Это здесь, — уточнил Шооран. — А если ближе к аварам?

— Да там мертвая земля! — снова встрял молодой цэрэг. Очевидно он занимал особое положение, был чьим-то сынком или любимчиком и мог не обращать внимания на грозные взгляды мелкого начальства. — Кто же станет лишний оройхон по мертвому тащиться? Там только эта дура обиженная шастать может…

— Ка-акая дура!? — зарычал дюженник.

Должно быть и особое положение было не безграничным, потому что юнец струхнул:

— Ну, эта… — забормотал он. — Вы же знаете… Сумасшедшая. Та, что болтает, будто на западе землю нашла. Она чуть не каждый день на Торговый оройхон бегает. Землю ищет…

— Кре-етин!.. — взвыл дюженник. — Бовэр тупоголовый! Было же сказано: ни-ко-го! А ты пропускал!? Да я тебя своими руками в шавар затолкаю, не посмотрю кто ты там есть. Взялся служить — служи! Кто тебе позволил пропускать!?

— Она сама! Ей кричишь: стой! — а она хохочет, язык высовывает — и не останавливается. Ее только копьем можно остановить, а безумных нельзя убивать, она же к Ёроол-Гую бежит…

— Это ты к Ёроол-Гую бежишь! — прервал дюженник. — Бабьи бредни — нельзя безумных трогать. Илбэч тоже безумный, что же его не ловить? Ой-й!.. — дюженник схватился за щеку, скривившись от догадки словно от зубной боли, — ну, если ты ее упустил… Эгей! — заорал он остальным цэрэгам, стоящим у поребрика. — Жугчил — за резервом, остальные — марш на Торговый! Перехватить сумасшедшую бабу и привести.

— Я с ними, — быстро сказал Шооран.

— Ну, нет, — охранник поднял копье. — Хватит уже, напропускались. Будешь ждать здесь. А ты — дюженник кивнул молодому цэрэгу — пойдешь. Окажется там эта беременная — доставишь. И чтоб говорил с ней почтительно. Ясно? — дюженник замолк, потом проворчал, обращаясь не то к самому себе не то к Шоорану: — Знаю я этих беременных красавиц. Сперва велят за ней гоняться, словно за туккой а потом она снова в чести а ты как в нойте выкупан… Бабам губки дайте, чтобы не задохнулись! — заорал он вслед уходящим.

Подошла резервная полудюжина. Командир велел занять позицию, особо сказал про Яавдай. Сам остался возле Шоорана, откровенно следя за странным гонцом. Шооран был уже не рад что затеял это дело. Ясно, что Яавдай ему не отдадут, дюженник отправит ее к Ууртаку или, что вернее, к своему одонту. Значит придется отбивать Яавдай по пути.