Бернхард Хеннен - Меч эльфов. Наследница трона

Окружавшие путников деревья уже сбросили листву. Но вместо листьев в ветвях шуршали разноцветные полоски бумаги. Один раз Люку показалось, что он слышит запах овощного рагу, и у него потекли слюнки. Но кем бы ни был тот, кто следовал за ними, он не показывался.

Веселье, охватившее их во время игры в снежки, прошло. Мириэлль испуганно оглядывалась по сторонам. Люк старался держаться вплотную к ней. Хотя он не думал, что она подвергается опасности, но чувствовал, что ей спокойнее, когда он рядом.

В сумерках зимнего вечера они достигли поляны, в центре которой возвышался монолит. Легкий ветерок, игравший полосками бумаги в ветвях деревьев, утих. В воздухе стоял аромат мирры и ладана. Нос ласкали также и другие ароматы, определить которые Люк не мог.

Монолит был весь в трещинах, словно дождь, снег и ветра работали над этим не одно тысячелетие. Здесь были ниши в скале с покинутыми гнездами, а у подножия — глубокая пещера, в которой горели два маленьких янтарных огонька. Там стояло множество ящиков и горшков. Некоторые были погребены под листвой и снегом, другие казались совсем новыми. Повсюду виднелись цветы, и Люк спросил себя, откуда они тут взялись посреди зимы.

— Это то место, где исчез Широконос, — пояснил Олловейн. — Многие дети альвов верят, что он живет в пещере в сердце монолита и победил смерть.

Мириэлль спешилась и принялась возиться с седельными сумками вьючной лошади. Юливее поспешила ей на помощь.

Люк огляделся.

— Что это за бумажки на деревьях?

— Их повесили мышлинги. Многие из старых дубов обитаемы. Каждую осень, когда листья опадают, мышлинги вешают на ветки стихи, которые льстят северному ветру. Они думают, что он тщеславен и не станет вырывать с корнем дубы, если они будут восхвалять его.

— Но ты в это не веришь?

— Мы здесь вольны верить во что хотим, Люк. В этом отличие от твоего мира.

Металлический звук заставил Люка обернуться. Казалось, что одновременно из ножен вылетела сотня мечей. Из-под монолита что-то вылезло: огромный серебряный змей с янтариновыми глазами. Он распахнул пасть. С зубов капала черная слюна.

Мириэлль бесстрашно подошла к нему. В руках она держала небольшую шкатулку. Она была знакома Люку. Он знал, что в ней лежит украшение, которое было на ее матери в тот день, когда она умерла. Это было все, что осталось ей от родителей.

— Змея создал Широконос. Он полностью создан из стали. В нем нет ничего живого, — прошептал Олловейн. — Он принимает подарки от тех, кто надеется, что Широконос сделает им новые части тела. Он просто ставит подарки перед монолитом. Насколько мне известно, еще ни один подарок оттуда не забрали. Да и как бы это могло случиться, если того, кому они предназначены, уже нет в живых?

Юливее присоединилась к ним. И она не стала утруждать себя шепотом.

— А я знаю еще одну историю о змее. Вроде как Широконос создал его для дождевого червя, на которого он нечаянно уронил молот так, что ему раздавило половину тела. Я скорее поверю в подобную байку, потому что это создание так же хорошо соответствует страдающим манией величия дождевым червям и странному чувству юмора мышлингов. Не следует забывать о том, что мышлинги из народа кобольдов. А они славятся тем, что любят шутки, которые, мягко говоря, непонятны другим.

Люк удивленно поглядел на эльфийку, но видел слишком расплывчато для того, чтобы прочесть что-то по ее лицу.

— Должен предупредить тебя насчет Юливее, — сказал Олловейн. — Ее воспитывал джинн. И о ней тоже иногда говорят, что она обладает весьма своеобразным чувством юмора.

Тем временем змей нагнулся к Мириэлль и осторожно взял зубами маленькую шкатулочку. Затем посмотрел на нее и со скрипом уполз обратно в пещеру. Шкатулку он поставил на переполненный карниз скалы.

— А теперь что? — спросил Люк.

— Сейчас ты поищешь немного сухих дров, а мы поищем защищенное от ветра место, чтобы разбить лагерь. На поляне нужно переночевать. — Юливее понизила голос, когда увидела, что Мириэлль возвращается к ним. — Может быть, потом… что-то произойдет. Но в любом случае, ты вернул малышке смех и подарил чудесную игру в снежки. Я полагаю, что уже только ради этого стоило совершить путешествие.

Люк пошел к краю поляны и принялся отыскивать в темноте тонкие веточки. Он царапал руки, спотыкался и один раз даже ударился головой о ствол дуба. Потом пришла Мириэлль. У нее был камень, похожий на тот, что он находил когда-то. Он светился изнутри. Люк подумал о языческой богине в руинах розария. О богине, которую он обезглавил. На сердце стало тяжело.

Мириэлль что-то сказала. Посветила ему в лицо. От света камня глаза не болели.

Мириэлль повторила свои слова, но он не понял. Опустился перед ней на колени, в снег.

— Сейчас Юливее мне переведет, что ты хочешь.

Девочка снова попыталась. Наконец пожала плечами. Пустой рукав болтался из стороны в сторону.

Люк сжал губы. Нужно надеяться, что Олловейн ошибается. Он отдал бы все за то, чтобы этой ночью для малышки случилось чудо.

— Лиувар Альвередар, — торжественно сказала она и несмело поцеловала его в щеку. Затем собрала столько хвороста, сколько могла унести, и вернулась в лагерь.

Молодой рыцарь сложил дрова возле очага. Мириэлль воодушевленно дула на искры, которые Юливее выбивала из трута.

Он подошел к Олловейну, кормившему лошадей.

— Что такое «лиува альвереда»?

— Откуда ты это взял? Кто это сказал тебе?

— Просто скажи, что это значит.

— «Лиувар Альвередар» — это старая форма приветствия. Так здороваются кровные родственники. Или близкие друзья. Так говорят редко, видишь ли. На твоем языке это значило бы примерно «мир другу твоему».

Человек, который не хотел быть королем

Эрек посмотрел наверх, на тропу, по которой поднимался маленький отряд всадников. Он просто не понимал Гисхильду! Но в этом не было ничего нового.

— Не нужно делать такое лицо. Ты король. Люди уважают тебя. Ты будешь править, пока ее не будет.

Эрек вздохнул.

— Ты не хотел бы поменяться со мной?

Сигурд рассмеялся.

— Клянусь всеми богами, нет! Если бы у меня был выбор, иметь полный фурункулов зад и быть вынужденным ехать так верхом через горы Нахтцинны или усадить мою драгоценнейшую часть на бархатную подушку трона… Мальчик мой, я не колебался бы ни секунды. Я не создан для того, чтобы быть королем.

— Я тоже, — признался Эрек. Снова посмотрел наверх, на тропу. Красный плащ Гисхильды развевался на ветру, словно знамя. — Долго ее не будет?

— Может быть, пару дней… Она ничего не говорила?