Максим Далин - Корона, Огонь и Медные Крылья

— А это ты меня успокоил? — рассмеялась я. — Дракон, я поверила. Ты же знаешь — я ничего не боюсь с тобой.

Тхарайя чуть прикоснулся кончиками пальцев к головке малыша.

— Его имя — Хаштеа, — сказал он нежно. — Огонь, услышь, Нут. Да?

— Да, — сказала я, подумав про себя: "Его имя — Эдуард, и он станет великим владыкой, помоги ему, Господи". У меня было лучшее дитя на свете и лучший на свете муж.

Когда мы спустились с небес… с гор, я хотела сказать, в степи цвели маки.

Светоч Справедливости, государь, отец Тхарайя, прислал за нами целый караван — с чудесными лошадьми, запряженными в повозки, в сопровождении верховых рыцарей, которых тут звали "соколами короля". Вся эта процессия дожидалась перед мостом через ущелье. Соколы привели в поводу лошадей для свиты принца; аглийе и лошади косились друг на друга с сомнением и опаской.

— Опять верхом, это невыносимо, — вздохнул Шуарле, но его-то я утешила, пообещав взять к себе в повозку. У воинов Тхарайя не было других возможностей.

— Разве птицам положено трястись в седле? — ворчал Керим, похлопывая вороного по холке. — Разве тем, кто привык парить в небесах, хорошо сидеть верхом на живом существе? Разве живому существу это может понравиться? Разве тебе бы понравилось, Йа-Кхеа, если бы кто-нибудь взобрался к тебе на шею?

— Лошади созданы для всадников, — возразил рыцарь из долины.

— Если бы лошади были созданы для всадников, они были бы созданы с уздой и седлами на спине, — возразил Керим. — А раз они рождаются без узды и седла, значит, они созданы для других вещей. Может, лошади созданы бегать по степи на свободе? Разве хорошо садиться на кого-нибудь сверху и бить его ногами, чтобы он бежал быстрее?

— Ну, не все нугирэк так считают, — сказал рыцарь.

— Я — не все, — с достоинством подтвердил Керим и замолчал; впрочем, по нему было видно, что он остался при своем.

Я видела, как аглийе снимали с лошадей узду, заменяя ее недоуздками, и как медь выступала на их коже, когда они поднимались в седла — останавливая превращение на середине, облегчали свое тело и работу лошади. Да, аглийе не любили верховой езды — но выглядели всадниками благороднейшей посадки, а их кони шли свободно и легко, легче, чем обычно движутся кони под седлом.

Мы с Раадрашь укутались в плащи, но тент на повозке не подняли — я могла вдоволь смотреть на прекрасный мир вокруг, а конь Тхарайя шел рядом, позволяя моему драгоценному принцу обращаться ко мне, не покидая седла. Сейад держала на руках крошку Эда, который был слишком мал и слишком сыт, чтобы глазеть по сторонам, а потому сладко спал. Стража Тхарайя охраняла нас от всех опасностей Хуэйни-Аман, но каким-то образом не мешала наслаждаться свободой и простором.

Мы ехали по зеленым горам и алой степи; даль была обрызгана маками, как каплями крови. Шуарле срывал для меня какие-то мелкие белые цветы, растущие пышными гроздьями и источающие прекрасный медовый аромат. Мне подали воды из придорожного ключа, дивно чистой, ледяной. Тхарайя запел серенаду; его воины-аглийе присоединились к нему; Эдуард проснулся, удивленно посмотрел на меня, улыбнулся беззубым ротиком и снова задремал. На горизонте встали красные стены Гранатового Города под сияющим солнечным небом.

Эта была та самая пряная сказка, о которой я мечтала. Мы выехали на большую дорогу; по ней, вздымая золотую пыль, ехали всадники на конях, осликах и удивительных существах, очевидно, созданных Господом прямо с мохнатыми седлами на горбатых спинах. Мимо нас катились повозки, запряженные мулами и громадными мускулистыми быками, рыжими, с рогами, выгнутыми наподобие двух половинок лиры. Веселые погонщики гнали уморительных овец-черноголовок с длинными висячими ушами. Везли возы каких-то плодов, желтых, зеленых, полосатых, нереальных, будто выдуманных пьяными художниками; везли уголь, дрова, глиняные горшки, свернутые штуки материи. Шли босые крестьяне, укутанные в плащи женщины, белые и серые гуси, которых направляли прутиком дети в косичках и бусах… Все, встречные и прочие, с приветствиями уступали нам путь. Я с наслаждением слушала, как странствующие воины, пропыленные, с иссеченными сабельными шрамами лицами, в куртках из толстой кожи, обшитых металлическими плашками, кричали вслед Тхарайя: "Привет тебе, Непобедимый Ветер, Убийца Войны! Позови меня — я пойду умирать за тебя!" Раадрашь щипала меня за локоть сквозь шелк плаща и с досадой говорила вполголоса:

— Если ты мужчина — ты Непобедимый Ветер, и все верещат от восторга, а если ты женщина на свою беду — так сидишь укутанная, как рабыня, не смея пикнуть. Это несправедливо! Разве я — не Непобедимый Ветер? Чем я хуже этих мужланов?!

Сейад ухмылялась, покачивая малыша; Шуарле хихикал:

— Раадрашь завидует принцу! — но Раадрашь в конце концов отвесила ему подзатыльник, и он, якобы всхлипывая, уткнулся в мои колени. — Госпожа, эта жестокая женщина когда-нибудь убьет меня!

Тхарайя взирал на нас сверху, милостиво улыбаясь — истинно Непобедимый Ветер — и я прыснула. Между тем, наш кортеж подъехал к городским воротам. Сторожевые статуи — красные драконы с нетопырьими крыльями в кривых когтях на сгибах и бычьими головами, в разинутых пастях которых, отчего-то, росли тигриные клыки, хмуро смотрели на суету мелких людишек у своих чудовищных лап; городская стража обнажила в знак приветствия сверкнувшие клинки, простой люд махал руками и кричал: "Медное Крыло, живи вечно!"

И все это вдруг так напомнило мне что-то, что кольнуло под сердце. О, я сумела бы додумать эту мысль до конца и все понять, если бы Лаш-Хейрие не был так опьяняюще прекрасен!

Эти дома лепили из красной глины, эти городские стены возвели из красной глины, смешанной с землей. Над красными заборами зеленели деревья садов — но дворы надежно скрывались от глаз: чужой взгляд острее иглы, беспощаднее ножа, и может навлечь беду. От дурного глаза женщины укутывались в плащи, а мужчины носили красные одежды и блестящие побрякушки, вроде гранатовых ожерелий, по поверью убивающие зло — оттого и Эдуард был закутан в алое с золотом одеяльце. Город был красный и зеленый, яркий и шумный: босые мальчишки в красных лоскутьях, с браслетами из стекляшек на запястьях, сновали в толпе с кувшинами воды, предлагая напиться за грош; солидные господа, носящие окладистые бороды, косы и золотые кольца в ушах, пили кавойе и беседовали под навесом из реек, увитых плющом; женщины прямо-таки купались в цветных шелках, выплеснувшихся из лавки на уличный прилавок; сияли золото и сталь в мастерской оружейника, а рядом молодой парень в одних коротких штанах и стеклянных бусах на голом теле как-то вытягивал из ничего изящный глиняный сосуд на вертящемся столике…