Гленда Ларк - Оскверненная

– Джесенда, ты несправедлива. Я все знаю о политике Тенкора, но в Ступице я живу всего месяц, а дом моей тетушки едва ли можно назвать центром политической жизни столицы. Дай мне время. И, как я подозреваю, тебе известно, что в последнее время я не интересуюсь юбками.

Она посмотрела на меня и махнула рукой, словно извиняясь.

– Закажи мне пиво, хорошо? Меня уже тошнит от тоника. Хочется чегонибудь покрепче.

Ну, в этомто я разбирался: незамужним женщинам в Ступице не полагалось пить ничего крепче тоника из ратафии, хотя замужним иногда подавали шерри.

Должно быть, Джесенда заметила мои колебания, потому что сказала:

– Уж не собираешься ли ты запретить мне пить пиво?

– Нет, конечно. Я же с Тенкора, ты не забыла? У нас нет высшего общества с его глупыми правилами. – Я подошел к двери и велел ожидающему слуге принести мне еще две кружки пива. – Успокойся, – сказал я Джесенде, закрыв дверь, – и объясни мне все еще раз. Тогда я, может быть, и скажу чтонибудь более умное.

– Прости, что я так на тебя накинулась, Эларн. – Джесенда виновато улыбнулась. – Иногда я бываю настоящим зверем. Дело просто в том, что мне не с кем поговорить. Мама не думает ни о чем, кроме… кроме своего положения в обществе, кроме того, что люди о ней думают. А папа считает, что раз я женщина, нечего мне интересоваться политикой. Что же касается друзей… – Джесенда пренебрежительно махнула рукой. – И почему это люди не видят того, что действительно важно?

– Так расскажи мне. – Честно говоря, я был зачарован. Мне показалось, что я впервые вижу настоящую Джесенду, и мысль о том, что она откроет эту сторону своей личности мне – мне одному, – меня пьянила.

– Правду сказать, отец здорово все испортил, – заявила Джесенда, – и если ему не удастся за ближайшие месяцы поправить дело, Фотерли победит на выборах, и мы получим главу Совета, который поведет нас от одного провала к другому: ему важнее достойно выглядеть, чем хорошо править.

Я воздержался от замечания о том, что это и так уже имеет место, по крайней мере на взгляд тенкорцев, не обладающих даром силва. Слуга принес две кружки пива, которые и поставил передо мной, и убрал со стола.

Когда он удалился, Джесенда придвинула к себе одну из кружек и возобновила рассказ:

– Эларн, многие островные государства завидуют нам, хранителям. Мы богаче и сильнее их, власть у нас более устойчива. У нас не бывает династических распрей между сыновьями, как на Калменте, Разбросанных или Дастелах. Их правители не понимают нашей щедрости по отношению к простому народу, не понимают, как это можно думать, будто каждый имеет право выбирать собственных вождей. Чтобы сохранить наш образ жизни, мы должны быть сильными, иначе они накинутся на нас, как голодные акулы.

– Но мы же сильны, – сказал я. – У нас больше силвов, чем на всех остальных островах, вместе взятых…

– Силвмагия уязвима. Кроме всего прочего, она может быть подчинена дунмагией. Чтобы быть уверенными в собственной безопасности, нам нужно большее. И это большее у нас есть. Ты, конечно, слышал разговоры о том, что случилось на косе Гортан.

– О сражении между силв и дунмагами?

– Ну, мы использовали не только силвмагию. Она ведь не может разрушать, ты же знаешь. Дунмагов уничтожили наши пушки.

Вот тогдато Джесенда и рассказала мне об этом новшестве и о том, что нам необходимо покупать селитру на Брете и серу на Цирказе, чтобы изготовить черный порошок, об экспериментах ученых в Ступице, целью которых является производство более разрушительных пушек и более мощного черного порошка, о сложных способах очистки его ингредиентов, о строящихся заводах. Я сидел и слушал ее, разинув рот.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил я, когда Джесенда откинулась в кресле и стала прихлебывать пиво. Я не мог себе представить, чтобы отец стал посвящать ее в секреты Совета.

Джесенда усмехнулась, и на лице ее появилось озорное выражение. Когда я видел ее такой, сердце мое таяло.

– Ну, отчасти из слухов. Подобный секрет нельзя сохранить надолго, как ни старайся, особенно когда в порту стоят два корабля, которые чинят после сражения, а другие вооружают пушками. – Все с тем же озорным выражением Джесенда добавила: – Не все свои карманные деньги я трачу на безделушки. – Я непонимающе взглянул на нее, и она объяснила: – Я решила, что, если у отца есть осведомители, я тоже могу их завести. Хорошая информация – половина победы.

Я хотел спросить, какие же сведения можно купить на карманные деньги, но промолчал: такой вопрос был бы грубым. Другие вопросы, которые тогда следовало бы задать, даже не пришли мне в голову: о победе в какой битве она говорила и кто был ее противником?

Джесенда выпила еще пива и продолжала:

– Однако большую часть нужной мне информации я собираю сама. Мне очень хорошо удаются иллюзии, как ты знаешь.

– Это я знаю. Но что ты имеешь в виду – собираешь сама? – Чтото в ее самоуверенности вызвало у меня опасение.

– Ну, к несчастью, я не могу проникнуть на заседания Совета или в другие подобные места, – ответила Джесенда, – потому что их охраняют обладающие Взглядом, но я могу бывать в кабинете отца дома и вообще всюду, где нет такой охраны. Подобные проделки стали менее рискованными с тех пор, как поблизости нет этой сукиполукровки. Я сглотнул.

– Ты хочешь сказать, что шпионишь за собственным отцом?

– Да нет же, глупый! Это не значит шпионить: я просто узнаю то, что дает мне возможность ему помогать… помогать островам Хранителей.

Я с сомнением посмотрел на Джесенду; мне все более и более становилось не по себе.

– Эларн, мы не можем рисковать: Фотерли не должен стать главой Совета. Дело не в моем желании оказаться дочерью первого из хранителей – ты ведь это понимаешь, верно? Подобные вещи меня не интересуют! Именно за тщеславие я и презираю свою мать. Значение имеет только целостность государства хранителей. И его сила. Фотерли жаждет власти для себя, а не для островов Хранителей, и добивается ее любыми способами, включая подкуп. В его руках острова Хранителей растеряют влияние, потому что своей властью он будет пользоваться, чтобы увеличить собственное богатство, а не богатство государства. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я слышала, как он откровенничал с этим своим дружком, пронырой Джеллианом Местро, когда они думали, будто их никто не слышит. Я многие часы терпела излияния этого мерзкого типа, его липкие ухаживания, выслушивала его отвратительные планы. – Джесенда раздраженно хлопнула рукой по столу. – Почему никто не видит того, что вижу я? Почему ни у кого не находится мужества, чтобы действовать, чтобы предотвратить несчастье? Даже у моего отца…