Тим Северин - Дитя Одина

Толпа вдруг зашумела — жеребцов отпустили, они стремглав бросились друг на друга и схватились, оскалив зубы и фыркая от ярости. Гневное ржание сменилось бешеным ревом, они сталкивались, вставали на дыбы и бились копытами, или, изогнувшись и раскрыв пасти, пытались укусить друг друга в шею. Все глаза были устремлены на происходящее, и тут я почувствовал, как кто-то тихонько потянул меня за рукав, и, обернувшись, увидел скромно одетого, не знакомого мне человека. Он кивком головы позвал меня, и мы немного отошли от толпы, радостно задорящей жеребцов, вступивших в кровопролитный бой.

— Кари послал меня с вестью, — сказал незнакомец. — Он собирается на Оркнеи и договорился отплыть на судне, которое выходит из Эйрара через две недели, начиная с этого дня. Он говорит, что ты, если хочешь, можешь поехать с ним. Если ты и впрямь решишься на это путешествие, найди дорогу в Эйрар и спроси там корабль Кольбейна Черного. Это человек сам с Оркнеев, он старый друг Кари.

У меня не было вестей от Кари с того самого дня, когда он отказался на Альтинге от предложения годи помириться с поджигателями. Однако слухов доходило достаточно. Похоже, Кари сразу по окончании Альтинга приступил к самоличной смертоносной и кровавой мести. Он перехватил отряд поджигателей, когда те ехали верхами домой с Альтинга, и вызвал их на бой. Они приняли вызов, потому что у Кари был только один спутник, человек по имени Торгейр, а поджигателей было восьмеро. Но Кари и Торгейр бились так умело, что трое поджигателей полегли на месте, остальные же в страхе бежали. Вожак их, Флоси, вновь предложил окончить кровную месть и заплатить хорошую виру за сожжение Ньяля. Но Кари был непримирим. Он убедил своего соратника Торгейра принять это предложение, сказав, что тот напрямую не замешан в кровной мести, но что он, Кари, еще не отдал долг чести своим мертвым родичам.

Теперь Кари был вне закона, и каждый человек был против него, но он не хотел отказаться от задуманной мести. Движимый северным понятием чести, о котором я говорил ранее, он месяцами скрывался, живя либо на пустошах, либо у расположенных к нему людей. Он нашел еще одного товарища по оружию — то был Бьерн Белый, хозяин маленького хутора, и о нем даже подумать такого никто не мог, потому что все его знали как хвастуна, который много болтает да мало делает. На самом деле Бьерн слыл таким трусом, что даже его жена не думала, что у него хватит отваги ввязаться в драку. Но Кари, прирожденный вождь, вдохновил Бьерна на подвиги. Они вдвоем рыскали по Исландии, выслеживали поджигателей и бились с ними. И всякий раз союз Кари и Бьерна брал верх. Бьерн охранял Кари с тыла, пока этот умелый воитель сражался с поджигателями. Погибло уже пятнадцать из них, остальные же решили, что разумнее будет отправиться до срока в изгнание и покинуть Исландию, чем стать дичью для Кари. На исходе лета последний из поджигателей уплыл из Исландии в Норвегию, и большее о них ничего не слышали. Теперь, так я подумал, Кари тоже решил уйти в изгнание.

Я рассказал Транду о предложении Кари, как только мы вернулись на его хутор. Ответ моего наставника был тверд:

— Разумеется, ты должен отправиться с Кари, — сказал он. — Вас связывает обязательство. Кари не забыл обещания, данного тебе на Альтинге. Предложив довезти тебя до Оркнеев, он выполняет свое обещание. Ты, в свою очередь, должен признать благородство его духа, принять его предложение и поехать с ним.

Потом добавил, и его слова доказали, что все это время он понимал, что меня тревожит:

— Если и есть последнее назидание, которым я хотел бы напутствовать тебя в дорогу, то вот оно: будь всегда честен сам со всяким мужчиной и со всякой женщиной, коль выкажут они такую же веру в тебя, и тогда убедишься, что ты воистину не одинок.

Кольбейн Черный отплыл на юг из Эйрара в конце ноября. Для плавания время было позднее, но нам повезло с погодой, и все прошло без происшествий. По пути на Оркнейские острова Кари попросил сделать остановку на острове Красивом, который лежит между Оркнейскими и Шетландскими островами, поскольку хотел побывать у еще одного своего друга, Давида Белого, которого знал еще с тех дней, когда оба служили ярлу Сигурду Оркнейскому. И вот пока мы стояли на острове Красивом, некий рыбак привез весть о том, что поджигатели находятся по соседству, на Мейнланде, как называется главный из Оркнейских островов. Они отплыли из Исландии на две недели прежде нас, но нам погода благоприятствовала, их же встретил сильный шторм. Судно сбилось с курса, и в тумане его выбросило на скалы Мейнланда, так что корабельщикам только и удалось, что выбраться на берег. Это несчастье поставило Флоси и его спутников в трудное положение. Один из погибших при сожжении, Хельги, сын Ньяля, был прежде дружинником ярла Сигурда. А стало быть, коль скоро их схватят люди ярла, то ярл, скорее всего, покарает их смертью за убийство одного из присягнувших ему воинов. Поджигатели испугались и весь день скрывались в расщелинах скал, прикрываясь мхом и водорослями, пока Флоси не решил, что нет у них иного выбора, как только пересечь остров и добраться до большого двора Сигурда, предстать перед правителем Оркнеев и отдаться на его милость.

Едва они пришли, ярл Сигурд сразу же узнал, кто они такие. Весь север говорил о сожжении Ньяля. Ярл же был известен своим бешеным нравом и, как и боялись поджигатели, впал в ярость и поначалу велел схватить прибывших. Но Флоси отважно обратился к нему, признал свою вину в смерти Хельги, сына Ньяля, и согласно старому северному обычаю, предложил занять место Хельги в дружине ярла. Поворчал Сигурд, поворчал да и согласился. Поджигатели присягнули ярлу и теперь находились под его защитой.

Сигурд Храбрый, как все его называли, был язычником-норвежцем на старый лад и гордился этим. Воинственные люди всегда стекались к нему. Говорили, будто его любимые времена года — весна да осень, ибо при первых же признаках весны он спускал свои корабли на воду и приступал к набегам на соседей. Потом возвращался на лето домой, чтобы собрать урожай, а как только страда завершалась, тут же вновь выходил в море как викинг на поиски добычи. Всем известен был боевой стяг, на котором мать Сигурда, прославленная вельва, вышила знак Одина — черного ворона. Считалось, что всякая дружина, вступив битву под этим стягом, непременно победит. Однако, в согласье с причудливым нравом Одина, знаменосец дружины, выигравшей битву, обречен на гибель. Посему неудивительно, что только вернейшие из дружинников ярла Сигурда готовы были стать знаменосцами.

Мать ярла Сигурда, Эйтни, которая вышила стяг, и была той самой женщиной, подругой моей матери в те времена, когда в длинном доме на Берсее Торгунна любилась с моим отцом Лейвом Счастливчиком. По словам рыбака, принесшего нам вести о поджигателях, мать ярла была уже очень стара, но все еще весьма деятельна.