Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца

Тишина.

В ней отчетливо слышен зов, которому Меррон не в силах найти объяснение. Чужое одиночество накатывает волнами. До мучительно закушенной губы, до тошноты, и при этом Меррон вполне отдает себе отчет, что с ней-то как раз все хорошо.

Есть дом. Летиция с ее немного навязчивой заботой. Игра в лото по вечерам.

Субботние пироги с рыбой ли, с капустой или же жирной гусиной печенью, которую для вкуса сдабривали черносливом. Воскресные прогулки на рынок — Летиция надевала лучшее свое платье темно-зеленой ткани, извлекала енотовый полушубок и пушистую белую шаль, которую набрасывала поверх капора, скрепляя тяжелой камеей. Эта нарочитая серьезность отвлекала. Мартэйнн начищал ваксой доковы сапоги и собственные ботинки с массивными медными пряжками, протирал пуговицы на шерстяном пальто и позволял Летиции заматывать шарф.

Док брал плетеную корзину.

Покупки были лишь предлогом. Остановки. Долгие разговоры о погоде, подагре и близкой весне, о приметах на рыбу или же новостях из далекого, чужого города… все такое знакомое. Почти родное.

И непременные посиделки в местной таверне. Яблочный сидр. Горячий глинтвейн или пиво с медом и солеными орешками. Чай из бронзового самовара, который растапливали сосновыми шишками.

Снова дом.

Книги, учеба, работа. И пациенты, которые уже ее собственные, пусть бы и самые простые случаи. Есть те, кому удалось помочь, их будет больше, потому что Меррон учится. Она знает, чего ради выжила — чтобы помогать.

Тетушка, наверное, была бы довольна… или нет?

Леди ведь не носят мужскую одежду. И не притворяются врачами. Не бродят бестолково по берегу, пытаясь понять, что же происходит. И уж точно не воют на луну от безысходности.

Чем дальше, тем хуже становилось.

К весне Меррон всерьез начала подумывать о том, чтобы удавиться. Или что-нибудь поджечь. Желания были взаимоисключающими, нелогичными, но при этом сильными. И Меррон заставила себя оставаться в доме. В конце концов, дожди, слякоть, так и простудиться недолго, а ей — нельзя.

И тосковать лучше, в книгу уставившись, делом занявшись…

Меррон не знала, замечает ли кто-то происходящее с ней. Наверное, нет. Иногда ей хотелось поделиться, но… вдруг сочтут сумасшедшей? Наверное, будут правы.

А дожди иссякли. И отмытое до белизны небо любовалось своим отражением в зеркале моря. Лодки снова выходили навстречу солнцу, разрезая горизонт акульими парусами.

Теплело.

И приступы тоски внезапно отступили, а кошмары не вернулись. Наверное, следовало бы радоваться, но вместо радости Меррон испытывала разочарование.

Ей что, в жизни тоски не хватает?

Вчера вон с открытым переломом возилась. Кость нехорошо сломалась, с осколками, собирать пришлось по кускам, и док всерьез предлагал руку резать. Но потом согласился, что попробовать надо. И помогал куски складывать. А того, переломанного, вдвоем держали… и еще не факт, что получится. Если рана загниет, руку придется отнять.

Как потом человеку жить?

Вот у него — серьезная беда, а Меррон от дурости и безделья страданиям предается.

Уговорить себя не получалось, но появление дока избавило от необходимости создавать видимость работы. Все равно не лезли в голову симптомы нарушения циркуляции лимфы в организме и сопутствующие оным нарушениям заболевания.

— Ты не занят?

— Нет. — Меррон отложила книгу, все равно за полчаса и страницы не прочла.

Кажется, что-то о почках и камнях было. Поэтому если док на выезд зовет, то Меррон с радостью превеликой. С живыми пациентами думалось исключительно о пациентах.

— Я хотел бы с тобой поговорить.

Сердце предательски сжалось. Док же обошел комнату, чистую и уютную заботами Летиции, которая, впрочем, не уставала Меррон хвалить за то, что милый юноша следит за порядком. Остановившись у стола, он предложил:

— Присядь.

Меррон подчинилась. Что бы док ни сказал, чего бы ни попросил, она сделает. Для него — все, что угодно.

— Я собираюсь сделать Летиции предложение. — Док не стал присаживаться. — И думаю, что она его примет. Скорее всего, мы поженимся в начале лета…

…а с Меррон что будет?

— Тебя никто не прогонит. Ты останешься моим племянником. Будешь жить здесь. Учиться. Со временем откроешь свою практику. Я думаю, что уже к осени смогу договориться о том, чтобы тебе выдали разрешение.

Он не то хотел сказать!

— Док! — Почему-то собственный голос прозвучал жалобно. И это ощущение, что ее снова бросают… почему Летиция? Она милая, конечно. И не такая уж старая. Она много говорит и пироги делает замечательные, но… почему она? — Вы ее любите?

Детский вопрос. Разве женятся по любви? Меррон знает точный ответ, пусть бы и старательно от него открещивалась.

— Не уверен, что это любовь, но мне с ней хорошо. — Док всегда был с ней честен.

— А со мной?

Если бы любовь, Меррон поняла бы, но… просто хорошо… если так, то какая разница?

Док вздохнул.

И смотрит так, как обычно смотрит на безнадежно больных. А Меррон здорова! И не сошла с ума, разве что немного и приступами. Она ведь ничем не хуже Летиции… Все женщины одинаковы, и нет смысла менять одну на другую.

— Девочка моя, тебя никто не собирается бросать.

Разве в этом дело? Наверное, в этом. Она не хочет снова остаться одна. Чтобы как в камере… или потом, когда людей много, а никого, кому бы Меррон не безразлична.

— Я тебя люблю, — сказала она.

Наверное. Потому что должна Меррон кого-то любить. Док лучше многих. И, наверное, вообще лучше всех. Только почему-то он не поверил.

— Не любишь. Тебе так хочется думать. Послушай, так случается. Ты лишилась семьи и попала в нехорошую историю. Едва не умерла. А я тебя вытащил. И ты мне благодарна, но это не любовь.

— А что тогда?

— Привязанность. Вполне естественная для двух людей, которые становятся близки друг другу. Я был с тобой во время болезни. Я учил тебя. Помогал и буду помогать всем, чем смогу. Но, Меррон, деточка, ничего другого я тебе не предложу. Кроме того, у тебя муж имеется.

Неужели? Не следовало о нем напоминать, потому что… просто не следовало.

— Дар — хороший мальчик. Только сильно искалеченный. И упрямый, как не знаю что. Он тебя найдет.

Для чего? Меррон ему не нужна. Она точно знает. Если разобраться, то она никому не нужна. И значит, совершенно свободна, вот только свободы больше не хочется.

Док женится на Летиции. У них будет своя семья. И наверное, даже дети. А значит, рано или поздно, но в этом доме не останется места для Меррон.

Она не имеет права мешать чужой семье.

И куда ей деваться?