Вера Петрук - Чужая война

Решив, что они достаточно безобидны, халруджи сосредоточил внимание на том, что творилось за дверью. Запахи улавливались нечетко. Их перебивала напомаженная борода драгана, но звуки голосов, вздохов и покашливаний подсказывали, что на приеме у наместника находилось не меньше дюжины человек. Кучеяров из них было всего двое: наместник и какой-то старик с сильным шибанским акцентом.

Гебрус Елманский был необычной фигурой. Попав в Согдиану еще ребенком, он вырос при императорском дворе, впитав в себя удивительное сочетание драганского вольномыслия и духа канцлеровского режима. Его отец был адмиралом объединенного флота Согдарии, который погиб в первой войне с островитянами в Арвакском море. Гебрус не пошел по пути родителя, но благодаря врожденным дипломатическим способностям всегда находил общий язык с людьми в доспехах. Иман рассказывал, что Гебрус был очень дружен с Элджероном Регарди, и его назначение на должность наместника Самрии, никого не удивило.

Выбор Канцлера оказался оправдан. Воспользовавшись связями отца, Гебрус завоевал доверие не только военной верхушки Самрии, но и городского купечества, чему немало помог брак его дочери с главой Торговой Гильдии Самрии. Умело балансируя на тонкой грани драганского и кучеярского миров, Гебрус Елманский возглавлял столицу Сикелии уже второй десяток, служа правой рукой Бархатного Человека на южном континенте и одновременно отстаивая интересы военно-купеческой прослойки города на канцлеровской кухне в Согдиане. Как ему удавалось усидеть на двух стульях сразу, никто не знал, но иман советовал держаться от таких акробатов подальше. Если Арлинга не подводила память, Самрия была единственным городом, который в Белой Мельнице был представлен не наместником, а выходцем из банкирских кругов.

Наконец, их пригласили.

Пока наместник приветствовал Сейфуллаха и представлял собравшихся, Регарди быстро изучил комнату, чтобы убедиться в отсутствии опасности. Она исходила разве что от драгана с напомаженной бородой, который оказался секретарем наместника и носил такое же помпезное и неподходящее имя, как и подобранные им благовония, — Сихаран. Очевидно, драган часто бывал в этой комнате, потому что она успела впитать в себя его запах настолько, что в ней трудно было найти место, до которого Сихаран не касался.

Халруджи нестерпимо захотелось открыть окна, сквозь которые слышался шум моря и гудение бриза. На той высоте, где они находились, он должен был быть особенно бодрящим. Но окна были крепко заперты и находились за креслом наместника, сидевшего во главе длинного стола. За его спиной неслышно дышали телохранители — все согдарийцы, возможно, из Армии Жестоких. Проклиная вонючесть секретаря, Регарди устроился за креслом Аджухама, которого посадили рядом со стариком-кучеяром с шибанским акцентом. Вероятно, это были места для гостей.

Почувствовав, как Сейфуллах насторожился, Арлинг проследил за поворотом его головы и внимательно перебрал всех людей на другой стороне стола. Тучный мужчина с потеющими подмышками и большой цепью на шее был ему незнаком, также как и высохший старик, представляющий полную противоположность своего соседа. А вот третьего драгана он узнал сразу. Причина плохого настроения Аджухама стала понятна. От командира Евгениуса, которого они встретили на приеме у Терезы, и которого госпожа Монрето предпочла в тот вечер обществу Сейфуллаха, тоже пахло потом, но вспотел он не от жары. Драган нервничал, как никто в комнате, заставив Регарди задуматься, а не он ли стал причиной их появления на этом тайном собрании правящих миром. В том, что у наместника собрались представители высших кругов драганской знати Самрии, сомнений не возникало. Неторопливые жесты, ленивые, но хорошо продуманные фразы, охрана и цепкие взгляды привыкших повелевать людей говорили за себя. Все это было ему знакомо. От всего этого он бежал очень давно, выбрав другой мир.

«Если что-то пойдет не так, сначала убью тех двоих у кресла наместника», — решил Регарди, чувствуя, что соблюдать спокойствие становится труднее. Обилие драганов действовало на нервы, а телохранители Гебруса не сводили с него глаз. Еще три кинжала можно потратить на охрану у двери, а остальных убрать стрелками и острыми многоугольниками, которых было спрятано в его рукавах столько, что хватило бы даже на охранников за дверью. У секретаря Сихарана отличная шпага, будет символично, если он отнимет ее и оставит себе в подарок. Захватив Гебруса в заложники, они смогут выйти из дворца, а дальше наступит черед импровизации. Но Сихарана нужно будет убить непременно. Хотя бы только за те страдания, которые он причинил его носу.

Евгениус нервно кашлянул, вернув к себе внимание халруджи. А что если пьяный Сейфуллах проболтался Терезе, что приехал в Самрию на совет Белой Мельницы? Сестра Даррена, в свою очередь, могла пересказать откровение Евгениусу, который им воспользовался, чтобы подняться по служебной лестнице и выделиться в глазах наместника. Согдиана тщательно отслеживала любую информацию о тайной организации сикелийских городов, о которой догадывалась давно. Славный род Аджухамов был давним членом Белой Мельницы. Вполне возможно, что намекнув о его семье, наместник имел в виду как раз ее причастность к запретному собранию. Если домыслы халруджи были верны, то Сейфуллаху грозили серьезные неприятности. И возможно, план побега стоило начать осуществлять немедленно.

Однако тон, которым Гебрус обратился к Аджухаму, вовсе не был похож на обвинительный или угрожающий. Наоборот, в нем звучала жалость.

— Это подарок судьбы, что командир Евгениус вспомнил, что вы в городе. Сейфуллах Аджухам, мы не встречались раньше, но я вижу, что ты истинный сын своего отца. К сожалению, наше знакомство состоялась не в лучший час для Сикелии. У меня плохие новости, и тебе потребуется все мужество, чтобы выслушать их. Я скорблю. Мы все скорбим. — Наместник выдержал паузу, но Арлинг чувствовал, что в его словах не было притворства. — Сейфуллах Аджухам, сейчас ты единственный представитель твоей семьи и…

— Да, пока я в городе один, — ответил Аджухам, перебив Гебруса. Регарди показалось, что он сделал это нарочно. — Но я скоро вернусь домой.

— Тебе некуда возвращаться, — безжалостно произнес наместник. — Твоей семьи больше нет. И Балидета тоже.

Ни один мускул не дрогнул на лице Аджухама. Он не задержал дыхание, не вскочил и не закричал. Просто сидел и слушал.

— Прошу вас, объясните, — Голос Сейфуллаха был ровным и спокойным, словно наместник поведал ему, что урожая слив в этом году не будет.

Гебрус вздохнул и протянул руку к кучеяру с шибанским акцентом, приглашая его подняться.