Дарья Кузнецова - Я выбираю свободу!

— Это ты про ссылку сюда? — уточнила Тилль.

— Кхм. Нет, не про ссылку, — кашлянул темный, бросив на меня выразительный взгляд.

— Я тебе потом расскажу, это… личное, — поморщившись, отмахнулся я.

— Ладно, предположим. А что тебя смущает?

— Струна, — пожал плечами темный. — Нельзя сказать, что это большая тайна, но чтобы ее найти, нужно точно знать, где он ее носит, а чтобы не пораниться в процессе извлечения и ничего не сломать — точно знать, как она оттуда снимается.

— Погоди, а при чем тут моя струна? — опомнился я.

— А, да, извини, я не говорил… В общем, голову Владыке отчекрыжили именно ею. Пока вы смотрели на звезды, кто-то проследил за вами, забрал струну, а потом подкинул на место. Ну то есть уже известно кто. Мне непонятно, откуда такие познания, если вы ни разу не встречались, а признаваться они не хотят. К тому же твое имя произносится с такими эмоциями… в общем, есть у меня ощущение, что тебя бы тоже с удовольствием прикончили, и ненавидят лично тебя, персонально и очень сильно.

— Интересно, — нахмурился я. — Думаешь спровоцировать?

— Попробуем, это самый простой вариант. На самом деле личность убийцы и без того очевидна, но дело закрывать рано. Есть у меня ощущение, что это не все.

— То есть? Еще кого-то убьют? — озадачилась Тилль.

— Нет, не в этом смысле. Просто множество нестыковок и общее впечатление, что есть кто-то еще. Ну не спланировали бы они все это настолько быстро и настолько гладко! Есть организатор, только они не хотят его выдавать.

— Откуда такая неуверенность? И кто вообще-то убийца?

— Терпение, сейчас все увидите. На самом деле все это… довольно печально, — поморщившись, проговорил он.

— Миль, ты или молчи, или говори сразу все. Закрутил интригу. Театрал, тоже мне! — проворчала целительница.

— Извини, все. Умолкаю.

Оставшийся путь мы действительно проделали в тишине, благо идти было недалеко.

— Прошу! — пригласил Мельхиор, открывая какую-то тяжелую дверь и жестом предлагая зайти следом.

Тилль

Не знаю, для чего раньше использовалось это помещение без окон, но больше всего оно походило на какую-то кладовку. Небольшая вытянутая комната два на три метра, в дальнем конце три простых стула, при входе — еще один стул. На том, что ближе, сидел смутно знакомый боевик, видимо — стражник. А вот в глубине помещения…

— Миль, ты сдурел? Это — преступники? — потрясенно выдохнула я, разглядывая мрачно нахохлившуюся парочку. Ученики. Студенты. Беловолосая светлая, Танагриаль, и менталист, чьего имени я не знала. Глаза мальчика казались равнодушными и пустыми, как будто его здесь вообще не было, а девочка обожгла меня и Феля злым ненавидящим взглядом.

— Не сомневайся, — проговорил Миль и обернулся к светлому: — Ну что, знакомы?

— Первый раз вижу, — неестественно ровным голосом проговорил огневик. Темный нахмурился и хотел что-то сказать, но тут высказалась девочка.

— Еще бы ты помнил! — зло прошипела она. Попыталась подняться, но сторожевая магия мешала лишний раз шевельнуться, и светлой пришлось продолжать сидя. — Тварь! Ненавижу! Ты ее покалечил на всю жизнь, это ты во всем виноват! Хочу, чтобы ты сдох! Жалко, я не прирезала вас обоих тогда, тебя и эту… шлюху… Боги, как же это было отвратительно, — выдохнула она и зажмурилась, отчаянно тряся головой. Юная целительница выглядела сейчас неестественно и жутко, будто в тело подростка вселилась какая-то чуждая потусторонняя тварь.

— Так, по-моему, уже достаточно, — мрачно резюмировал Миль. Причем взгляд его был направлен не на разъяренную девочку, на Феля. И, оглянувшись на стихийника, я сама едва не шарахнулась.

Лицо как будто превратилось в ледяную маску — замершее, бледное, с совершенно стеклянными глазами. Даже его пламенеющая яркая аура сжалась, скукожилась, словно огню не хватало воздуха.

Мельхиор тем временем распахнул дверь, кивком велел мне выходить и за плечо выволок стихийника. Тот не сопротивлялся.

— Фель, ты как? — встревоженно проговорил темный, легонько встряхивая светлого за локоть. Тот вздрогнул, с трудом сфокусировал взгляд на следователе и неожиданно заявил:

— Миль, это я его убил.

— Кого? — опешил Мельхиор.

Меня же попросту парализовало увиденное, и я замерла на месте, не в силах что-то сказать, пошевелиться или хотя бы отвести взгляд от неживого жуткого лица, принадлежащего кому угодно, только не Бельфенору.

— Владыку. Я его зарезал.

— Ты сдурел? — Брови темного удивленно взлетели. — Каким образом?

— Струной, на площади. Когда Тилль уснула, — тем же размеренным тоном проговорил он.

— Фель, на какой площади? А зелье? А из дома ты его как вывел?! — продолжил недоверчиво расспрашивать следователь.

— Не все ли равно? Миль, это я его убил, я сознаюсь, что тебе еще надо? Никто больше не виноват. Ну хочешь, я еще кого-нибудь убью?!

— Тилль, ты его своими папиросами угостила, что ли? Что ты в них мешаешь?! — вытаращился темный уже на меня.

— Ты не понимаешь! — выдохнул стихийник и вдруг сгреб следователя за воротник, приподнимая над полом и вжимая в стену. — Это я его убил! Какая тебе разница?! Я отлично подхожу на роль убийцы, вот меня и надо сдавать! Ладно, я сдохну, я уже все понял, но их-то за что?! Они же ни в чем не виноваты!

— Фель, успокойся, — опомнилась я и ринулась к мужчинам. Слегка придушенный Мельхиор таращился на взбесившегося светлого дикими округлившимися глазами и, кажется, отчаянно пытался вернуть утраченный дар речи. — Фель, пусти, ты же его придушишь! Что случилось?! — Я обеими руками ухватила огневика за локоть и потянула на себя. Мышцы были так напряжены, что рука казалась каменной или отлитой из железа. Мне точно не хватило бы сил оттащить его, но Бельфенор неожиданно поддался и расслабленно уронил руки, выпуская следователя.

— Тилль, уйми его, а? — торопливо попросил темный, нервно оправляя воротник и опасливо косясь на вновь замершего Феля. — Он тебя вроде слушается, а я лучше подожду, пока остынет. А то такими темпами, скорее, я навсегда остыну, чего хотелось бы избежать. — Темный затряс головой, сделал пару шагов по коридору, толкнул первую попавшуюся под руку дверь, заглянул внутрь и жестом пригласил нас.

Стихийник позволил провести его внутрь почти пустой комнаты, если не считать обломков мебели, занимавших половину небольшого темного помещения. Раньше это был то ли архив, то ли каземат; единственное крошечное зарешеченное окошко находилось под самым потолком, и свет в него сочился с трудом, застревая в мутном растрескавшемся стекле. Дверь за нашими спинами закрылась, и я потерянно огляделась, пытаясь придумать, куда можно присесть.