Конец соглашения - Ари Мармелл
Перед ней появились четкие картинки. Она видела все хорошие мгновения жизни с Ольгуном. Все победы и радости. Все удобства.
А потом боль одиночества, какую она не знала, что было больше, чем пространство между звездами на ночном небе.
Он был готов рискнуть смертью — бессмертный хотел убрать одну руку с вечности — чтобы остаться с ней.
Это было слишком. Что-то в ней растаяло.
— Конечно, ты сейчас так думаешь, — всхлипывала она. — Но через десять лет? Сто? Тысячу?
Его хватка стала сильнее. Она ощущала, как он вплетался в ее воспоминания и мечты, обвивал ее душу. И, несмотря на слезы и уверенность, она невольно покачала головой и улыбнулась.
— Ладно, ладно! Пока решать не будем. Еще есть время. Я пока из команды не ухожу.
Ее улыбка стала шире от вспышки радости в ней.
— Точнее, я пока тебя не выгоню. Большой ребенок, — она рассмеялась, хоть еще минуту назад сомневалась, что сможет это сделать, из-за его реакции.
За ней кашлянули два женских голоса, едва слышные из-за дождя.
— Давно вы там? — спросила она, чуть покраснев.
Робин шагнула к ней и обняла подругу сзади.
— Достаточно долго, чтобы понять, что ты расстроена. Что случилось?
— Ничего, — Виддершинс повернулась и обняла ее, а потом протянула руку, чтобы Фостин присоединилась к ним. — Все хорошо, — они стояли у могилы старой «Дерзкой ведьмы», и они поклялись, что тут возникнет новая жизнь. — Ладно, хватит! — заявила Шинс, отходя от остальных, фальшиво хмурясь. — Нам не нужно стоять тут всю ночь. Если я промокну еще сильнее, у меня точно появятся жабры. Завтра, или когда дождь закончится, мы вернемся и попробуем понять…
На крыше напротив, скрываясь за ночью и грозой, что-то завыло не голосом человека. А второй крик услышала только Виддершинс. Ольгун кричал от страха из-за грядущего.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
— Так приятно видеть вас всех тут сегодня.
Не пустые слова, а искренние. Его голова болела, его мутило, но епископ Сикар был рад стоять на платформе в главном святилище Базилики. Все лампы и свечи тепло и ярко сияли, блестели на красках витражей, делая почти все остальное белым.
Но не свет радовал Сикара после этой тяжелой и ужасающей ночи.
Быстро разнеслась весть, быстрее, чем обычно разлетались слухи, о сверхъестественном существе, что ворвалось в церковь, и о священниках, что выстояли против него. Когда Сикар и священники Домов вышли из часовни, их вера прогнала фейри в тени, откуда он пришел, и Базилика Священного хора была теперь полна людей, их голоса оглушали.
Толпа росла, другие священники сообщили о произошедшем благородным Домам. Когда началась полночная месса, обычно полупустой зал был полон людей так, что в святилище стало жарко, и звук молитвы почти заглушал гром снаружи, люди пришли услышать слово и поддержать голос Священного соглашения Давиллона.
Если бы Сикар не был таким уставшим, он понял бы — с помощью интуиции, которая была развита лучше у служителей богам, или с помощью знаний и дедукции — что такие атаки могли происходить по городу. Он мог попытаться сделать что-то, хотя мог сейчас сделать очень малое, даже если бы решил попробовать.
Но он устал, и остатки сил были направлены на службу в час, в который он не проводил мессу в обычные дни.
Уставшие священники Домов стояли за ним. Сикар рассказал о произошедшем, как и о том, что творилось в Давиллоне в последнее время, чтобы все поняли, что ситуация была почти под контролем, что церковь была с ними, и что вскоре не будет повода бояться…
* * *Она ужасно испугалась раньше, чем поняла, почему.
Хоть она догадывалась.
Паника Ольгуна была такой громкой, когда их ждало что-то плохое. Плохое, как демон или Ируок.
Как Лизетта.
И когда сила божества заставила ее посмотреть среди тьмы и дождя на далекую крышу, она не удивилась рыжим густым волосам или звериному оскалу на лице фигуры в тени.
Мир сузился, остались дождь, брусчатка, здания перед ней и развалины за ней. И Виддершинс — уверенная и ужасно упрямая воровка, дуэлянт и, хоть она пыталась отрицать, героиня — на миг уловила отчаянную мысль. Чужую, холодную, как лед, но уверенную, будто она была там с начала мироздания.
«Я умру этой ночью».
Так не честно. Не правильно. После всего, что она пережила, что она сделала, она заслужила лучшего. Она хотела кричать от несправедливости, бить землю и плевать в дождь, проклинать мир, судьбы и богов, сделавших такое с ней.
Она этого, конечно, не делала. Она сохраняла спокойствие снаружи. Казалась собранной. Она знала, что могла сделать Лизетта, знала, что ей вряд ли кто-то поможет, вряд ли кто-то успеет вовремя. Она не могла победить. Не могла сбежать. Даже Ольгун не мог ее спасти. Это был простой факт.
Ее желудок извивался, как умирающая змея, а сердце забилось быстрее капель дождя. Виддершинс понял, чего боялась.
«Я умру этой ночью. Но я не допущу смерти других!».
Она озиралась, словно еще искала источник жуткого вопля, как делали и Робин с Фостин, держась за руки так, что кожа побелела, а дождь не мог проникнуть меж их пальцев. Шинс отошла на шаг, чуть не врезалась в растерянных и испуганных подруг.
— Вам нужно бежать! — прошипела она меж зубов.
— Что? Мы тебя не бросим! — Шинс слышала сталь в голосе Робин, упрямство, которому сейчас нельзя было потакать. — Мы не можем…!
— Робин! Не время для этого. Нужно, чтобы ты ушла. Мне это нужно! — ее чуть не стошнило от лжи подруге,
