Кукла колдуна
Энтель
Подлая, лживая, мерзкая и порочная ведьма! Как я мог попасться? Ведь сам к ней пришел! Сам! Сам напросился перенести меня в этот мир! Сам дал ей слово выполнить одно желание. Эльфийское слово нерушимо во веки веков, тем более, слово чести, данное супруге. И не важно, что мне настолько не повезло! Что моей женой стала та, что входит в число тринадцати ведьм страшного ковена! Как такое только возможно? Смешать саму суть жизни, свою собственную кровь с тьмой вот этой вот! Нет мне ни оправдания, ни прощения. Столько лет мы берегли дворец ото всех иных рас, кроме эльфийской, столько лет плутали наши дороги, а теперь все пропало из-за меня одного! Определенно, я войду в историю, как и мечтал. Вот только совсем не героем, а мерзкой тварью, пособником ведьм, грязным пятном на дереве нашего великого рода. Что предпринять? Как успеть предупредить своих? Пусть меня казнят за проступок, пусть оплюют у всех на глазах, но предупредить отца я обязан. Повезло, что жена не прикоснулась ко мне. Не стала брать то, на что имеет теперь полное право. Быть может, я ещё не весь пропитался ее тьмой, ее пороком и грязью прошлых обрядов, ею творимых в этом жилище. Хотя, не все ли равно? Жизнь окончена. Чистого будущего для меня никогда не наступит. Даже если отец проявит милость и меня не казнят, все едино. Судьба изгнанника горька и печальна. Под родные кроны я теперь ступить смогу только раз, чтоб предупредить своих и навеки со всем попрощаться.
Поздно жалеть себя, нужно спешить. Ведьма ещё может вернуться. Дверь заперта, окно – мой единственный путь на свободу, странно, что она не стала и его замыкать. Неужели надеется на мое смирение? В два прыжка оказался я на тверди земной. Леса нет здесь, кругом серая мгла и холодный камень. Что есть сил бегу широкой дорогой, сам толком не зная, куда. Лишь бы бежать, греть в душе надежду на чудо, да смотреть, не мелькнёт ли над головой растрёпанная метла. Повороты, проулки, серость домов, экипажи ещё не тронулись с места, лавки торговцев закрыты, солнце так и не рухнуло толком за горизонт, но и на небо вернуться оно не торопится. Скрылось во мгле, даёт время нечисти притвориться людьми. Впереди меня по дороге неторопливо идёт незнакомка, будто совсем человек, если не вглядываться в лицо. Умертвие, нежить, бледная кожа и красные прожилки в глазах, гримаса отвращения и боли на том, что когда-то, безусловно, было лицом, бурчание под нос странных, лишенных всякого смысла слов о подобии фигур и линий.
Стремлюсь дальше, почти падаю с ног, задыхаюсь, оглядываюсь по сторонам, тщетно выискивая место, в котором можно будет надёжно укрыться. Страшный город молчалив и беззвучен, нет здесь места раннему птичьему пению, не заржет, встречая конюха, лошадь, молчат козы, не блеет овца, лай собак, даже он, здесь не слышен, словно умерло все средоточие жизни, что питает людей. Солнце и то барахтается за горизонтом, не в силах ни упасть до конца, ни подняться и разгореться в полную мощь. Всюду туман, призрачный пугающий морок, сквозь него все чаще движутся тени людей, одурманенные, слепые, им безразлично все вокруг. Они идут к своей никому не ясной цели, молча чеканя шаг, одетыми в странную обувь ногами. Бальные туфли и обрывки платьев, штаны, на которые портной пожалел ткани, рубашки, чье призвание оболгать фигуру, сделать ее некрасивой. Серые бледные лица. Детей почти нет, и гомона их голосов я не слышу. Разве так живут люди? Ведь в каждом доме всегда полно малышей, их звонкие голоса несут счастье. Мы, эльфы, заводим ребенка раз в пару сотен лет, нам некуда торопиться, впереди вечность. Да и боги не спешат посылать нам подарки. Но люди? Почему так, неужели они чего-то бояться настолько, что не приводят в этот мир обещанных судьбой малышей.
Когда я совсем изнемог, впереди показался небольшой лес, крохотный лог на берегу речки, хоть что-то, это место даёт мне надежду укрыться и выбрать дальнейший путь. Направление я себе представляю, пусть и примерно, оно ведёт все дальше на север. Город не бесконечен, ноги мои быстры, так или иначе, я выйду к берегу озера. Не знаю, как мне удастся открыть портал, но полагаю, что это, возможно, и не составит труда. Перед долгой дорогой не помешало бы подкрепиться. И тут случилось, должно быть, чудо, а может, боги услышали молитвы глупого эльфа, но лучик солнца прорезал, наконец, небосвод и я увидел их, птиц детства, лесных голубок. Такое мясо всегда считалось деликатесным. Нет ничего удивительного в том, что огромная стая избрала своим убежищем этот крохотный лес среди серых скал каменных изваяний. Чудо в другом, птахи совсем не боятся людей, да и меня тоже. Штук пять или семь сойдут в качестве лёгкого завтрака. На всякий случай все же решил подойти к юноше в военном мундире, уточнить, мало ли, голубей разводят специально. Вором я никогда не был, да и сейчас не готов им становиться пусть и по недоразумению.
- Прошу меня извинить, господин. К сожалению, я не разберу вашего чина и не могу обратиться по форме,- безусый юноша заалел щеками.
- Слушаю.
- Эти чудесные птицы кому-то принадлежат, у них есть хозяин?
- Голуби? Они дикие.
- Благодарю покорно за разъяснение. Моя совесть теперь будет чиста во время охоты исключительно благодаря вам.
- Очешуеть! - буркнул юноша и ушел, не прощаясь. А может, так тут говорят вместо «До свидания»?
Притаился за деревом, подождал, пока исчезнут все люди, скроются по своим делам и прыгнул за птицами. Верткие, жирные и ленивые. Поймал сразу трех. Умертвил лёгким движением пальцев, а тушки положил на скамейку. Стая спасшихся кружила недолго, села на землю. Одним прыжком смял пятерых! Повезло! Правда немного испачкал в птичьей крови рубашку, но это не страшно, ее можно отстирать в реке.
Обернулся к скамье, чтоб соединить всю добычу и оказался удивлен весьма неприятно. Мальчишка, явно из местных горожан, весьма странного вида треплет моих птичек рукой. Не ворует, что странно, но изучает. Грех, конечно, не поделиться с ребенком, тем более, беспризорником, у которого даже волосы и те измазаны в яркой краске и слиплись от грязи, да и одежда вся в дырах. Так уж и быть, если сам не может поймать себе завтрак, поделюсь одной тушкой. Если б он пытался украсть, ни за что бы не угостил. А так, он даже начал выщипывать перья с хвоста белого голубя.
