Ксения Медведевич - Ястреб халифа

Вокруг метались крики и яркие ткани, взблескивала сталь. Тарег медленно шел через бедственную круговерть избиваемой толпы — словно призрак, бесшумно и безучастно скользя над лужами крови, мимо корчащихся тел и мельтешения истошно вопящих теней. Он направлялся к минбару — высокому каменному возвышению, покрытому красно-сине-золотой резьбой.

Поднявшись по ступеням, Тарег встал во весь рост на кафедре проповедника и огляделся. На гладкой полированной поверхности налоя лежала раскрытая Книга ашшаритов. Мстительно улыбнувшись, нерегиль уперся в нее ладонями и с наслаждением, медленно сдвинул ее к краю — посмотрел и столкнул вниз. Возможно, тяжеленный том упал на кого-то — но среди бьющихся под сводами масджид воплей трудно было расслышать еще один.

С высоты минбара Тарег ясно видел резной золоченый фриз под раковинами свода над священной нишей. Оттуда на нерегиля смотрели девяносто девять Имен, растершие в порошок его свободу и достоинство в то проклятое утро над Мадинат-аль-Заура.

— Аль-Адлю, Справедливый, — тихо проговорил Тарег, дрожа от бессильной ярости. — Аль-Мумииту, Убивающий, — и нерегиль перевел взгляд на бестолково мечущуюся по залу толпу мерзавцев. — Халва и Возлюбленный, надо же… Убивающий — вот это истина, подлые вы ублюдки. Это отучит вас сбегаться на казни…

По белому мрамору налоя хлестнули красные брызги. Тарег положил в них ладони и снова поднял глаза на золоченые переплетения ашшаритской вязи:

— Аль-Мааниу, Удерживающий.

И тут же схватился окровавленными руками за горло — петля гейса стала затягиваться, перехватывая дыхание.

Откашлявшись, Тарег упрямо уставился на ненавистные буквы:

— Значит, вы меня взяли — и держите. Что ж, посмотрим, что у вас получится…

Прошептав свой вызов, нерегиль закашлялся снова — но теперь он был спокоен. Завтра его замысел осуществится в своей полноте. И этому уже ничего не сможет помешать.

-6-

Тайная комната

Куртуба, площадь перед Пятничной масджид,

утро следующего дня

На ступенях, ведущих к Голубиным воротам масджид, подсыхали грязно-бурые разводы. На площади, на неровном, то и дело вспухающем горбами булыжнике лужам было привольнее растекаться между камнями. Над подкрашенной кровью водой густо жужжали мухи.

Аммар стоял у одной из таких впадин с буро-красной жижей и не решался ни перешагнуть ее, ни обойти. Наверное, он все еще не мог поверить тому, что видели его глаза.

Потеки подсохшей крови выползали из-под захлопнутых дверей масджид, змеились вниз по ступеням, до самых серых камней площади. Изнутри здания не доносилось ни звука. Оскверненные врата с выбитым глазом разбитой печати казались дверями в могильный склеп. Впрочем, они ими и являлись.

Когда вечером прошедшего дня в лагерь под Бенисалемом примчались пятеро людей — в разодранных халатах, с перекошенными бледными лицами, — Аммар сначала не поверил их сбивчивым горячечным речам. Они прискакали из самой Куртубы, чтобы упасть в ноги халифу верующих и закричать, разрывая рубахи:

— О повелитель! Прости наше неразумие! Прими нас под свою священную руку халифа и предстоятеля аш-Шарийа перед Всевышним! Посылающий испытания покарал нас тяжкими бедствиями!

Аммар не знал, что и подумать, но верить их несвязным воплям не спешил. Властью халифа он призвал перепуганных подданных к спокойствию и приказал:

— Говорите по порядку, о посланцы мятежного города мятежного рода!

И тогда его потрясенному слуху воистину открылась бездна ужаса.

Два десятка самийа во главе с Тариком устроили на площади правосудия резню. Точнее, на площади ашшаритов изничтожали бабы-вампирки, а Тарик с десятком отродий иблиса мужского пола устроил подлинное избиение душ во дворце Бени Умейя под Факельной башней. Рассказывали, что на страшном помосте, на площади и во дворцовых двориках и коридорах остались лежать сотни людей.

Рассказу про сотни трупов Аммар не поверил — у страха глаза велики. Но тут перепуганные посланцы Куртубы рассказали о том, что произошло в масджид.

Неверные твари не удовлетворились потоками крови, пролитыми на площади и во дворце. Попущением разгневанного Судии, Убивающего и Смиряющего нечестивых они взломали печати Али над дверями, ворвались в масджид и перебили тех, кто искал в ней убежища от демонской ярости. К четвертому призыву муаззина внутри стен дома молитвы не осталось в живых ни одного человека.

Затем порождения ада открыли двери в женский зал масджид и приказали матерям семейств и юным девушкам носить воду из Кипарисового двора — там в колодцах, фонтанах и прудах брали воду для омовений. Трупы нечисть свалила в старом зале масджид, построенном еще во времена Абд-аль-Рахмана, а главный зал и пристроенные халифом Аль-Хакамом галереи самийа приказали отмыть от крови. Рыдая и поливая из предназначенных для омовения кувшинов оскверненные плиты, женщины принялись исполнять приказ шайтановых отродий. Рассказывали, что сумеречники срывали с ашшариток покрывала, издеваясь и подгоняя их с работой — подтирай, мол, живее за своими братцами и дядьями.

К вечеру к запертым воротам масджид пришли дрожащие от страха родственники погибших. Они стали умолять неверных собак выдать тела убитых отцов, братьев и сыновей — обычаи аш-Шарийа предписывали предавать тела земле до заката. Из-за широких деревянных ворот с медными заклепками весь день слышались стоны и рыдания женщин и злые окрики сумеречников. И лилась, лилась на ступени замешанная на крови вода, растекалась по площади. Пришедшие за телами родичей люди стояли на коленях в страшных лужах и окунали в них полы одежд, умоляя нечисть сжалиться и выдать им покойников для достойного погребения.

Тогда двери масджид распахнулись, и в свете факелов и ламп на пороге появился он. Зодчий страшного замысла, архитектор западни, в которую Аммар угодил по собственной глупости и неразумию. Кто ему мешал приказать самийа раскрыть свои планы? Но Аммар глупо доверился подлому псу, язычнику, и теперь пожинал страшные плоды своего неразумия.

Тарик, издеваясь над собравшимися у его ног людьми, приказал принести в масджид лучшие блюда — и вина. Побольше вина, крикнул он, у нас праздник!

А потом в безутешную, рыдающую толпу стали скатываться тела — и отдельные части тел. Головы, руки, ноги, обрубки туловищ. К небу поднялся страшный скорбный крик.

Ночью нечисть устроила в масджид попойку. Они удержали при себе женщин из самых знатных семейств — как почтенных матерей, так и юных девушек. И заставили их прислуживать за столом и танцевать — хохоча до упаду над движениями ашшариток. Впрочем, наутро этих несчастных, поскуливающих и закрывающих обнаженные лица ладонями и рукавами, вытолкали из оскверненной масджид.