Алан Фостер - По Мыслящим Королевствам

Это действительно была Фастала. Но не та сгорбленная ковыляющая старуха, которую он знал с самого детства. Перед ним стояла особа, обладавшая необыкновенной женственностью, естественной чувственностью и великими знаниями. Симна взирал на нее с безмолвным восхищением.

— Ничего не понимаю, — произнес пастух. Поставив край щита на землю, Фастала оперлась на него дубинкой и сложила сверху руки.

— Моя фигурка была вырезана не тогда, когда я была ребенком или такой, какой ты, Этиоль, меня знаешь, а тогда, когда я была вот такой. И когда печать была сломана, я явилась тебе не такой, какая теперь, а какой была раньше. — Она мягко засмеялась. — Разве в молодости я не была хороша?

— Клянусь гонадами Господа, это уж точно! — Несмотря на то что Эхомба неодобрительно нахмурился, северянин не сделал ни малейшей попытки отвести глаза.

Пастух почувствовал, что, не понимая причины, неловко ежится под пламенным взором. Между тем именно такой взгляд, лишь немного смягченный преклонным возрастом, он видел у нее на лице в день, когда покидал деревню. Но то была знакомая ему Фастала — бодрая, умная, иногда грубоватая, по-прежнему любящая соленую шутку и веселье старуха.

Сейчас в ее прямом и гибком теле не было ни болезненности, ни изъянов. Однако белое пламя, окутывавшее фигуру, становилось все бледнее и бледнее.

Она мельком взглянула вниз на самое себя.

— Да, эта часть меня увядает. Отныне я смогу быть с тобой, Этиоль Эхомба, лишь в твоем сердце и душе. Хотела бы, чтобы все было иначе. — Подняв руки и раскинув их в стороны, она по-львиному потянулась. Бросив взгляд на северянина, Эхомба испугался, что у того случится сердечный приступ.

— Ты спасла нас, — проговорил он.

Подобрав щит и дубинку, Фастала придвинулась к пастуху. Бледное пламя, исходящее из ее тела, не обжигало. Ее поцелуй, однако, был таким же горячим, как шипы кострового кустарника.

— Ах, Этиоль, — сказала она хриплым голосом, — каким же ты вырос совершенным мужчиной и какая счастливая женщина твоя Миранья. — Лицо Фасталы посуровело. — Тебе еще долго придется путешествовать.

Он кивнул:

— Мне уже дважды говорили, что если я пойду дальше, то буду убит. А ты что скажешь?

— Ничего, Этиоль Эхомба. Я ничего не могу сказать тебе. — Чуть повернувшись, она показала рукой на скрюченного, раскачивающегося Накера. Возвратившийся после бойни черный кот стоял и смотрел на беспомощную фигурку человека. — Почему бы не спросить его? Он знает все.

Симна издал оскорбительный звук.

— Пьяницу Накера? Отдаю ему должное, он знает немало. Но все? Даже величайший из мудрецов не знает всего. А эта омерзительная маленькая сопля никакой не мудрец.

— Нет, не мудрец, — согласилась юная Фастала. — И все-таки не исключено, что он знает все, как и утверждает сам. Беда в том, что знание всего еще не делает человека совершенным. И точно так же, как он не мудрец, он не совершенен. — Остатки мерцающего бледного пламени почти исчезли с ее тела, в последний раз отчетливо высветив гибкий, грациозный стан на фоне ночи.

Потянувшись к шее, Эхомба взялся за разорванный шнурок, на котором висела резная фигурка. Фигурка была с ним с тех самых пор, как он покинул землю наумкибов, — маленький прохладный спутник, которого он чувствовал кожей, привычной тяжестью напоминавший о доме.

— Я буду скучать по тебе, Фастала. Пока не вернусь домой.

— Надеюсь, что буду еще жива, когда ты возвратишься. Хотелось бы узнать, чем все это для тебя кончится.

— Зря ты не сказала мне о силе фигурки. — В голосе пастуха звучали одновременно и упрек, и нежность.

— Я тебе говорила, Эхомба, говорила. — Теперь она смеялась над ним, и обволакивающее ее белое пламя взметнулось ввысь, словно живое существо, на какой-то миг возвращенное к жизни. — Помнишь, когда мы беседовали в последний раз, я сказала тебе, что эта фигурка и есть настоящая я? Что, пока ты носишь ее, я смогу путешествовать вместе с тобой?

Теперь, вспомнив, он и сам с нежностью улыбнулся:

— Да, Фастала, верно. Я тогда слушал твои слова, но не слышал.

Она погрозила ему пальцем, и по этому простому жесту Эхомба узнал ее. Когда старая Фастала, настоящая Фастала, посмеивающаяся, подвижная деревенская Фастала журила детей или взрослых, что она делала ежедневно и по многу раз, то грозила пальцем точно так же.

— Ты хорошо и далеко видишь, Этиоль Эхомба, но иногда слушать тебе надо лучше!

— Я это запомню, — серьезно заверил ее пастух, словно непослушный ребенок, разговаривающий со строгим родителем. Симна отважно выступил вперед:

— Эй, а разве я не заслуживаю прощального поцелуя?

Высокая женщина задумчиво посмотрела на нетерпеливого северянина:

— Думаю, нет, друг Эхомбы. У тебя очень проворные руки, судя по тому, как они управляются с мечом, а меня, скромную девушку, защищают только волшебство да огонь. — Протянув руку, она шутливо взъерошила ему волосы. — Может быть, в другой жизни. — Последний эфирный огонь, окутывавший ее, погас.

— Фастала, подожди! — Эхомба шагнул вперед, туда, где она только что стояла… Ни бледного отсвета, ни последнего мерцания; она исчезла. Лишь тепло и запах природного аромата остались в воздухе да дразнящий след замирающего девичьего смеха.

— Ради нас, — шептал, подняв лицо к небу, Эхомба, стоя на темной и пустынной улице, вдалеке от родного дома. — Ради нас она пожертвовала остатками своей молодости, что были заключены в фигурке, которую Фастала дала мне для защиты. — Он повернулся к Симне. Северянин все еще смотрел на то место, где исчезло прекрасное видение, наслаждаясь уже начинающим слабеть воспоминанием. — Она могла бы провести эти минуты в обществе старых друзей в деревне, среди равных ей по опыту и знаниям. Но она отдала их нам.

— Ага, это прямо-таки поразительно, — с готовностью согласился Симна. — Мудрость, умение сражаться, чувство юмора — и все в одной женщине. Не говоря уже о тех…

Эхомба прервал его:

— Симна, прояви хоть каплю уважения.

— Конечно же, братец. Эх, я бы отдал месяц жизни, чтобы выказать этой женщине всяческое уважение!

— Такова была Фастала в молодости. Теперь она старая, хромая и сгорбленная. Симна уныло кивнул:

— Но, бьюсь об заклад, все еще красивая.

— Да. Все еще красивая. — Глубоко вздохнув, Этиоль повернулся к Алите и хныкающему пьянчужке. — Она посоветовала нам расспросить Накера. Пожалуй, так и надо сделать.

— Ага. — Симна встал рядом с другом. — Только не забывай: как бы много он ни знал, он не знает всего. — Северянин фыркнул. — Что бы Фастала ни говорила, ни один человек не знает всего. А особенно такая никудышная развалина.

Пока Симна, преисполненный отвращения, переминался с ноги на ногу, а Алита прихорашивался, счищая кровь и кусочки растерзанной плоти со своего меха, Эхомба присел на корточки перед покачивающимся человеческим остовом, который они спасли в проулке. Накера можно было свалить, ткнув пальцем.