Феликс Крес - Северная граница

Некоторое время царило молчание.

— А что весной? — спросил кто-то.

— Это нас пока не волнует, — вежливо ответил надсотник. — Потому что, подсотник, нам еще предстоит сражаться всю долгую зиму.

Молчание затягивалось. Среди собравшихся в комнате офицеров мало кто имел хоть какое-то представление о стратегии. Однако не нужно обладать особыми знаниями, чтобы понять: столкнувшись с тысячами серебряных воинов, эти три легиона рассыплются, как песочный замок от пинка ногой.

— Ну ладно, хватит, — сказал Амбеген, вставая. — Независимо от вашего мнения я все равно считаю, что с такими силами можно сделать немало. Основная проблема заключается не в том, как их использовать, но в том, где их разместить… Не у нас же в Эрве, — закончил он полушутя, полусерьезно. — На этом совещание закрывается, всем спасибо. Тереза, — остановил он сотницу, — ты задержись.

Вскоре они остались одни.

Амбеген устал, но старался того не показывать. Он справился с самыми срочными делами, поставил заставу на ноги — теперь можно посвятить себя другим занятиям. Оставалось лишь следить, чтобы каждый занимался тем, что от него требуется.

— Итак, сотница, — начал он. — Говори.

Комендант внимательно выслушал рассказ о том, что предпринял Рават.

— Шесть дней, говоришь, прошло? — пробормотал он. — И что? Никаких вестей?

— Никаких, — словно эхо, откликнулась она.

Он подал ей несколько исписанных страниц.

— Это копия письма от мудреца из Громбеларда, — сказал он. — Ознакомься как можно быстрее. Не знаю, почему комендант Мивен держал его у себя так долго, вместо того чтобы сразу разослать по заставам. Хотя… возможно, оно и к лучшему. Это письмо содержит мало полезной информации — только сейчас мы можем кое в чем разобраться. Три месяца назад никто бы вообще ничего не понял. Знаешь ли ты, — неожиданно спросил он, — что у Равата очень серьезные проблемы? Личного характера. Служебные ему только предстоят…

Он заметил, что девушка неподвижно застыла.

— Знаю, — негромко промолвила она. — Тебе, господин, он тоже рассказывал?..

Вопрос был, что называется, наивным, и Амбеген лишь покачал головой.

— Так или иначе, мне это известно, — уклончиво ответил он. — Но ты говоришь, что тебе он доверился?

— Нет, — солгала Тереза, сильно покраснев. — Да, — тут же призналась она. — Мы разговаривали.

Подробности разговора он выспрашивать не стал.

— Ты сказала, что Дорлот?..

— Все разведчики. Они пошли следом за Раватом. И это меня больше всего беспокоит, поскольку от них тоже нет никаких известий. Такая зима не слишком хорошее время для кота?.. — отчасти спросила, отчасти констатировала она. — Наверное, зря я согласилась…

— Напротив, — возразил комендант, — это лучшее, что ты могла сделать. У этого кота есть голова на плечах, хорошо, что ты послушала его совета. Ты ведь задержала Агатру?

— Ясное дело, что задержала… — Тереза помрачнела еще больше. — И дело не только в… На заставе десять лучниц, три девушки-курьера и еще несколько — для помощи на кухне. Вот только после того Эрву разграбили, травок у нас не осталось. И зачем алерцам эти снадобья понадобились? — Она со злостью посмотрела на него. — Уже четверо ходят беременные! Одной войско вообще разонравилось. — Тереза скривилась. — Будет теперь рожать, нянчить… а, меня это уже не касается! Но остальные три будут, видимо, прыгать со стола, ведь средств для изгнания плода у нас нет! Так оно и получается, господин: теплые куртки ты привез, прекрасно, но о том, чтобы забрать из Тора мешочек сушеных листьев, которые почти ничего не весят, не подумал… В Торе наверняка это есть.

Амбеген прикусил губу: в самом деле, это он как-то упустил из виду.

— Что, Агатра тоже? — спросил он.

— Агатра — прежде всего. Но для этой девушки легион — все, что у нее есть в жизни, и я по-настоящему за нее боюсь. А еще больше за ту малышку, даже не знаю, как ее зовут… — Она задумалась. — Девочка с трудом пробилась в легион, едва успела попасть сюда с последним пополнением — и всему конец. Возвращайся, малышка, к себе в деревню, о всех своих мечтах можешь забыть… Она обязательно что-нибудь с собой сделает, я знаю, что говорю. — Тереза серьезно глянула на Амбегена. — Я попала в войско, когда была немногим старше, и родом происхожу из такой же точно деревни. Если бы со мной случилось нечто подобное, я бы перерезала себе вены.

Амбеген нахмурился. В разговоре была поднята тема, которой он никогда не принимал во внимание. Впрочем, хорошо, что об этом заговорили. Он внезапно осознал, сколь поверхностно разбирается в проблемах своих подчиненных. Вроде бы ему всегда было что-то такое известно, но…

— А та, что хочет рожать… — сказала Тереза. — Нужно побыстрее отправить ее отсюда. Остальные девушки могут дурно с ней обойтись.

— Ты не преувеличиваешь? — язвительно заметил комендант. — Не помню, чтобы мне приходилось с таким сталкиваться.

— Зато мне приходилось, — спокойно ответила Тереза. — Комендант заставы, и вообще командир, никогда ни с чем подобным не сталкивается. Он узнает лишь о том, что лучница больна и ее нужно отправить в тыл. Но он не знает, что больна она из-за того, что другие избили ее ногами в живот. Сейчас я, к сожалению, не могу участвовать в подобных штучках, но когда-то охотно прикладывала руку.

Комендант остолбенело смотрел на нее.

— Что ты несешь? — пробормотал он.

Она спокойно посмотрела ему в глаза:

— Нет, это я спрошу: а что ты себе воображаешь, господин? Хочешь, расскажу тебе, как все выглядит? — Она откинула волосы со лба. — Тебе четырнадцать, и ты живешь в деревне. Все, что тебя окружает, — свиньи, коровы и пятеро братьев и сестер, из них половина несмышленыши. И вот в один прекрасный день в деревню приезжают солдаты… — Она уставилась куда-то в угол комнаты. — А с ними десятница, ей, может, лет двадцать или и того меньше. На ней синий мундир со звездами на груди, она сидит верхом на великолепном коне, и солдаты обращаются к ней «так точно, госпожа; никак нет, госпожа». Они ищут место на постой. Потом приезжают еще солдаты, а с ними офицер, но какой! Какой мужчина! Ты такого никогда в жизни не видела! И он разговаривает с этой десятницей, они над чем-то смеются, шутят, она что-то ему советует, он слушает, она от его имени начинает отдавать приказы… А вечером ты слышишь, как десятница беседует с твоими дядей и отцом. Оказывается, что это такая же девушка, как и ты, которая еще недавно пасла свиней! Ты не в силах в это поверить! Утром солдаты едут дальше, а ты находишь маленький, плохонький лук, из которого отец научил тебя пускать стрелы, чинишь его и стреляешь в дерево на пастбище, у тебя только две стрелы, а потому приходится больше бегать, чем стрелять… Потом ты просыпаешься посреди ночи, выбираешься из дому и снова стреляешь — при свете луны, на рассвете, на закате. У тебя поранены тетивой пальцы, ты постоянно не высыпаешься, проходят месяцы, потом год, но ты постоянно думаешь о прекрасной десятнице. Наконец ты стреляешь лучше всех в деревне. И тогда дядя приносит какое-то грязное, измятое письмо, прошедшее через множество рук, они совещаются с отцом, видно, что они не слишком довольны, но вместе с тем горды… Они зовут тебя, совместными усилиями читают его, и ты узнаешь, куда и когда следует явиться, чтобы быть принятой в войско!