Дэвид Геммел - Дочь горного короля

Теперь она опять наладилась к Фарленам, в его, Торгана, город.

Ладно. На этот раз он покажет ей что к чему.

Жена, Лаэлия, принесла ему липового отвара. Торган взял чашку, но Лаэлия не ушла.

– Ну, чего тебе? – проворчал он.

– Она едет сюда, – кротко глядя на него своими карими глазами, сказала Лаэлия.

– Ничего. Разговор у нас будет короткий.

– Ты уверен, что поступаешь правильно?

– Это еще что за речи? – рявкнул он так, что она съежилась. То-то. Женщина должна знать свое место.

– Говорят, что она вправду избранница. Карела сказала, что…

– Избавь меня от бабьих сплетен. Довольно.

Он ждал, что Лаэлия заупрямится, но она потупилась и ушла. Торган пригладил волосы. Плешь на макушке ширилась, залысины на лбу тоже росли. В кого он такой уродился? Отец дожил до восьмидесяти и, конечно, поседел в старости, но грива у него была, как у льва.

Торган накинул плащ, вышел из дому. День был холодный, но ясный. Лодиха уже спускалась по склону с дюжиной всадников, однако без черномазого. На улицах, обычно пустых в этот час, было довольно много народу. Все шли на площадь – послушать, что скажет шлюха.

Торган шагал, не глядя по сторонам. Стул для него уже поставили посреди площади, жезлоносцы стояли вокруг. Троих пришлось заменить: Нерен, Калиас и Пимали пали в бою.

Торган не стал бы действовать столь поспешно, если бы женщина не разозлила его. Это она виновата в их смерти.

Когда подъехала Сигурни со своей свитой, на площади собралось больше двухсот Фарленов. Оставшись в седле, она устремила взгляд на Торгана.

– Что тебе нужно на этот раз, женщина? – спросил он.

– Да так – захотелось на дурака поглядеть, – отрезала она холоднее некуда. – Думала, иноземцы тебя в генералы произвели за то, что ты положил столько горцев.

– Как ты смеешь! – взревел, поднявшись на ноги, Торган. – Я не затем шел сюда, чтобы выслушивать оскорбления!

– Далеко тебе пришлось бы уйти, чтобы их не слышать. Ведь триста человек полегло! Кто, как не ты, завел их в ловушку, которую и ребенок бы разгадал? Удивительно, как это твои разведчики не обнаружили кавалерийской засады… да высылал ли ты разведчиков, Торган?

– Я не намерен тебе отвечать.

– Ошибаешься. – Сигурни спешилась, подошла к нему. – Ты ответишь мне, Торган, за трехсот горцев, погубленных тобой в припадке злобы и глупости!

С этими словами она двинула его в челюсть – сперва кулаком, потом сапогом. Когда Торган рухнул, ударившись виском о булыжник, она, как ни в чем не бывало, продолжила свою речь, обращаясь уже не к нему, а к Фарленам:

– Одиннадцать недель спустя враг придет в наши горы и начнет убивать. Чтобы разбить его, мы должны быть едины и подчиняться одному человеку. Думаю, вы уже поняли, что дурак, который валяется здесь, способен привести только к смерти. Поднимите его!

Чьи-то сильные руки подняли Торгана и усадили на стул.

– Титул лорда-ловчего может передаваться от отца к сыну, – снова заговорил ненавистный голос, – но в горах не всегда было так. Близится война, и в вашей власти избрать такого вождя, который лучше всего послужит народу – Фарлену, Паллиду, Лоде и Вингорасу. Мне все равно, кто станет вашим избранником, но подчиняться он будет мне.

– По какому праву? – спросил, выйдя вперед, седоусый плечистый воин. Сейчас дядюшка ей покажет, благодарно подумал Торган. Гарканан – человек железный, его эта шлюха в красном не заморочит.

– По какому праву? – повторила она. – По праву крови и битвы. По праву воина и полководца.

– Какой ты крови, Сигурни, я не знаю, что же до битвы, то за тобой одна-единственная стычка в Силфаллене. То, что ты хороший воин и полководец, тем более не доказано. Не сочти мои слова неуважительными: я восхищаюсь твоей победой и приветствую твою решимость сразиться с захватчиками. Но где доказательство, что ты тот самый вождь, которому суждено нас возглавить?

– Хорошо сказано, – ответила Сигурни. – Какие же доказательства могли бы тебя убедить?

– Одного сражения мне, во всяком случае, мало. В это самое время враг сидит на нашей земле, чего достойный полководец не потерпел бы.

– Как твое имя?

– Гарканан.

– Я слышала о тебе. Ты сражался на Золотом поле, убил двадцать низинников и увел короля в безопасное место.

– Это немного преувеличено, Сигурни, – усмехнулся в усы старый воин, – но когда кланы объединились против общего врага, я был вместе со всеми. Бог даст, буду и в этот раз.

– Значит, ты готов признать меня, Гарканан?

– Я уже сказал: мне нужны доказательства.

– Заключим уговор, Гарканан, – помолчав, предложила она. – Присягни мне, и я предъявлю тебе доказательство.

– Отчего же не наоборот?

– Оттого, что твоя вера мне нужна не меньше, чем твой меч.

– Я слышал, ты заставляешь людей преклонять колено перед тобой, как будто ты королева. И от меня того же потребуешь?

– Да, Гарканан, как в старину. Только меня тебе не придется уводить с поля боя. Со мной ты увидишь, как будет молить о пощаде враг. Присягай же, я жду.

Сейчас он рассмеется ей в лицо, предвкушал Торган – но Гарканан, став на одно колено, сказал:

– Служу тебе мечом и жизнью моей.

Сигурни протянула руку к холму, с которого спускался длинный обоз.

– Эти повозки гружены военной добычей, взятой из форта на вашей земле. Мои люди заняли его третьего дня, а сегодня займут и Паллидский.

– Скольких ты потеряла? – поднявшись, спросил Гарканан.

– Ни одного. Собери совет, я буду говорить с вами.

Торгану Сигурни сказала:

– Тебя бы, пожалуй, следовало убить, но ты горец и не лишен мужества. Приходи и ты на совет.

Он побрел прочь. В голове у него мутилось.

Гвалчмай, трезвый и потому сильно приунывший, сидел с малыми ребятами в общинном доме и мечтал о заветном кувшинчике. Старушки раздавали молоко детям, молодые матери, сидя кружком с младенцами на руках, оживленно болтали. Гвалчмай не слышал их разговора из-за громких вопросов, которые наперебой задавали ему детишки постарше. В последнее время видения перестали его посещать. То, что Дар именно теперь покинул его, представлялось ему чьей-то злой шуткой. Он часто молился об избавлении от этой благости, больше напоминавшей проклятие, но когда это наконец случилось, почувствовал испуг и великое одиночество.

Клан нуждается в нем, а ему нечего больше дать клану.

– Почему они хотят нас убить, Гвалчмай? – допытывался парнишка лет двенадцати. – Мы сделали что-то плохое?

– Нет, ничего, – пробурчал старик.

– За что же тогда нас наказывать?

– Это война, парень. Бесполезно искать в ней какой-то смысл.

– Зачем мы тогда воюем? – привязался другой мальчуган.