Денис Юрин - Герканский кабан

– А я-то думал, у нее тайный ход, как у всех нормальных людей, за камином. Во симбиоты, все у них через… постель, – произнес вслух маркиз Вуянэ, радуясь, как дитя, и верности своего наблюдения, и красоте спонтанно сложившегося каламбура.

Он выполнил все, что хотел; глупышка-рыбка клюнула на наживку, но лицедейство его утомило. Вечером он должен отправиться за отрядом нежити к речушке Милока, а до того времени еще оставалось множество не столь важных, но тем не менее хлопотных дел. Игра продолжалась, он удачно завершил очередной этап, и вот-вот должна наступить долгожданная развязка.

Жизнь в большом городе не только накладывает свой отпечаток на внешность человека, но меняет его характер, систему ценностей и то, что принято называть душой. Люди становятся напыщенней, черствее и настолько замыкаются на своих мелких, насущных проблемах, что игнорируют буквально все, лежащее за гранью их убогого и жалкого мирка. Горожане редко проявляют сострадание к чужим бедам, они не приютят странника, оставшегося без гроша, и позволят потерявшему сознание прохожему целый день проваляться на мостовой, а то и в сточной канаве. «Это не мое дело! Это не моя беда!» – подобные мысли – первый и самый явный симптом пожирающего душу эгоизма, безразличного и безучастного отношения ко всему, что не относится к собственной, поставленной в центр мироздания персоне.

Потерявший сознание Штелер пролежал возле ограды несколько часов и даже успел покрыться толстым слоем дорожной пыли. За все это время на него обратили внимание лишь двое: какой-то проходимец, стащивший у него меч и кошель с парой жалобно позвякивавших медяков, и подслеповатый завшивевший пес, по слабости зрения перепутавший моррона с поваленным столбиком, очень удобно лежащим, чтобы задрать над ним заднюю лапу… Такое внимание со стороны окружающих весьма огорчило полковника, но более неприятной была сильная головная боль, вызванная ударом затылка о железные прутья ограды.

С трудом приняв вертикальное положение, то есть попросту сев на мостовую, Штелер попытался сфокусировать взгляд, что оказалось не так уж и просто. Когда очертания домов и людей, бредущих по улочке, наконец-то перестали троиться и двоиться, полковник решил сменить неудачное, слишком приметное и грязное место дислокации. Ухватившись обеими руками за плетеные прутья ограды, Штелер поднялся в полный рост, а затем сделал над собой титаническое усилие и не перешел, а, шатаясь и раскачиваясь, как матрос во время шторма, перебежал на другую сторону улочки, где опять же грузно плюхнулся в уютном закутке возле крыльца. Здесь его жалкая фигура не только не бросалась в глаза окружающим, но и он сам мог прекрасно видеть ворота особняка, а также большую часть двора.

Карета с его фамильным гербом по-прежнему стояла перед парадным входом. Кучера хоть и не было видно, но зато экипаж был полностью готов к выезду. Судя по всему, лошадей даже не распрягали, а это означало, что прекрасная незнакомка пожаловала в особняк с визитом и должна вскоре отъехать. Слабая улыбка озарила болезненно-бледное лицо моррона. Он успел очнуться вовремя, он не пропустил отъезд особы, дерзко присвоившей его родовой герб.

До того как он лишился чувств, все было просто и понятно. Обидчик, хоть и оказался дамой, к которой моррон испытывал сильную романтическую симпатию вперемешку со страстным, плотским влечением, но все же должен был поплатиться за нанесенное оскорбление. Однако беспамятство многое изменило! Штелер уже не знал, не был уверен, что именно следовало бы ему сделать, когда он окажется с красавицей-танцовщицей лицом к лицу. Во время сна, точнее, забытья, к нему являлись образы, не связанные между собой картинки и короткие эпизоды то ли из прошлого, то ли из грядущего. Примерно то же с ним произошло на поляне в лесу, когда он безжалостно перебил целую шайку разбойников. Но тогда он прикоснулся к одному из тел и увидел будущее каждого лиходея, увидел его наяву. Сейчас же физического контакта ни с каретой, ни с ее хозяйкой не произошло, однако видения были столь яркими, что Штелеру даже казалось, будто он перенесся на время в иной мир и там жил, присутствовал не духом, а всей телесной оболочкой. На миг закрыв глаза и усилием воли попытавшись побороть барабанящую по затылку боль, полковник стал медленно, по частям воссоздавать быстро уходящие из памяти образы.

«Ночь… лесная дорога… идет бой… перевернутая набок карета… медвежьи шлемы… блеск стали в лунном свете… повсюду трупы и кровь», – вот и все, что сохранилось в памяти от первого видения, неизвестно как, но точно связанного с танцовщицей. «Деревня… пылают дома. В панике мечутся люди, а на них нападают вампиры», – второе видение стерлось еще быстрее, оно, словно карточной домик, мгновенно рассыпалось от легкого прикосновения руки.

Больше моррон ничего не смог вспомнить. Похоже, злодейка-память играла с ним в нечестную игру. Она лишь приоткрывала завесу над тайной и тут же задергивала шторки, окончательно и бесповоротно… навсегда. Информации не осталось, сохранилось лишь ощущение. Издевавшийся над морроном Бог Сна уподобился хитрому управляющему, лишь мельком показавшему хозяину записи в расходных книгах, но зато подсунувшему под самый нос листок с итоговой, весьма удручающей, отрицательной цифрой.

Штелеру не открылись факты ни из прошлого, ни из будущего. Однако в его голове сформировалась непреклонная, твердая убежденность, что судьбы его и танцовщицы как-то переплетаются между собой и что никогда, ни при каких обстоятельствах он не должен не только поднимать на нее руку, но и совершать поступки, которые хоть как-то могли бы ей повредить.

Такая вот прескверная ситуация: с одной стороны, моррон жаждал мщения, а с другой – был повязан по рукам и ногам странными видениями, да и собственной волей. Он и так, и без указаний Коллективного Разума, знал, что не сможет поднять руку на строптивую красавицу, от которой пока не получил ничего, кроме звонкой пощечины да незаслуженного оскорбления.

Сидя возле крыльца, точнее, почти под ним, Штелер задавался вопросом: а чего же он, собственно, ждет, если не собирается мстить? Так часто бывает у безнадежно и безответно влюбленных: ходят по пятам за объектом своего вожделения, ловят мимолетные взгляды, стараются чаще попадаться ему на глаза, но прекрасно понимают, что им не о чем говорить и нечего предложить своей избраннице, кроме тощего кошелька, драных штанов да пылкого сердца.

Трижды Штелер собирался уйти, но каждый раз оставался, теша себя надеждой, что тема для разговора найдется сама собой. Прискорбное обстоятельство, что вокруг светской дамы много охраны, почему-то не смущало бывшего полковника. Он не считал зазорным силой добиться короткой аудиенции, не важно, где, например, в той же самой карете. Главное было, что он знал, с чего начать беседу. Красавица просто не могла проигнорировать один имевшийся у него вопрос.