Андрей Дашков - Звезда Ада

Какой-то отстраненной и безвольной частью своего сознания Кравиус понимал, что это всего лишь видение, притом – посланное врагом, и не может быть ничем иным, но ослабленный изрядным количеством вина, он недолго сопротивлялся и в конце концов поддался наваждению.

Чернокожий юноша приближался к нему, и аббат увидел, что тот находится в состоянии сексуального возбуждения. Его тело было прекрасным, влекущим, и между полуоткрытых губ снежной белизной сверкали зубы… Кравиус, склонный к противоестественным утехам, тоже испытал приятное волнение. Он встал и раскрыл свои обьятия ночному гостю.

Может быть, аббат воспринял все происходящее как безопасную и обольстительную игру с призраком или опьянение было слишком сильным, а то, что гнездилось в его мозгу, временно утратило свою власть над ним – во всяком случае, Кравиус страстно захотел стать любовником этого неотразимого черного полубога, излучавшего сильнейшую похоть, и потянулся к его гладкому лоснящемуся телу.

Он сомкнул обьятия.

То, чего он коснулся, было холодным, как дно могилы, и покрытым жесткими перьями.

Он держал в руках черного лебедя с кроваво-красным клювом и горящими желтыми глазами без зрачков.

Прежде чем Кравиус успел испугаться, лебедь грациозно изогнул шею, а потом в стремительном броске нанес ему удар клювом.

Чудовищная боль пронзила голову аббата. Еще не родившийся крик превратил его рот в зияющий колодец невероятных размеров. Лебедь нанес второй удар. Кравиус успел отбросить от себя птицу, но это спасительное движение было всего лишь следствием судорожного сокращения мышц, вызванного невыносимой болью. Затем его глотка наконец исторгла крик, который услышали все на корабле и в котором звучала такая беспредельная мука…

Кровавая пелена застилала мир.

Аббат закрыл лицо руками и почувствовал, как что-то горячее и скользкое стекает по левой стороне его головы. Страшная истина поразила его едва ли не сильнее, чем дикая боль, – проклятая птица выклевала ему глаз.

Пульсирующий ужас лишил его возможности бежать. Да и бежать было некуда – дверь каюты оставалась запертой… Кравиус крутился на месте, воя, как раненое животное, и пытаясь сохранить второй глаз. А лебедь снова и снова атаковал его. Ледяные крылья хлестали аббата по голове, а клюв вырывал клочья мяса из его рук, но ничто на свете не могло заставить Кравиуса открыть лицо…

Сквозь этот кошмар, казавшийся нескончаемым, он слышал какие-то звуки, которые отдавались в его голове тупыми ударами. Он не мог понять, что кто-то пытается снаружи выломать дверь каюты.

Потом раздался грохот и слишком громкие человеческие голоса. Терзающее его плоть ледяное жало исчезло, и осталась одна только боль. Когда уже не нужно было сопротивляться, он рухнул в темную пропасть без дна, сраженный собственным ужасом.

Люгер схватил со стола ланцет и выскочил в коридор. Он был первым, кто оказался у двери каюты Кравиуса, и безуспешно пытался открыть ее. Ему на помощь спешил маленький помощник аббата, а за ним в глубине коридора появилось еще несколько хмурых лиц.

Матросы стали выламывать дверь. Из-за нее доносились стоны Кравиуса, временами переходившие в душераздирающий вой, и размеренные пронзительные крики, явно исторгнутые не из человеческой глотки. Люгер понял, что ожидать можно чего угодно.

Ланцет был, конечно, смехотворным оружием, особенно в сравнении с узкой изогнутой саблей без эфеса, которую держал в руке маленький человек с бегающими глазками. Это был редкий, почти экзотический клинок, сделанный на востоке, может, даже в самом Земмуре. Слот впервые видел помощника аббата вооруженным и получил первое доказательство того, что люди, плывущие на «Ангеле», были не только моряками.

Дверь оказалась весьма прочной, однако замок не мог бы выдержать мощных ударов. Какая-то сила давила на дверь изнутри. Несколько человек с кинжалами, теснившиеся в узком коридоре, только мешали друг другу. Вой Кравиуса изводил всех. А помощник аббата неподвижно стоял в стороне и смахивал на смертельно опасного зверька, приготовившегося к последней в своей жизни схватке. Она и стала для него последней…

Когда дверь со скрежетом слетела с петель, Люгер увидел странную и жуткую картину: по каюте метался окровавленный Кравиус, безуспешно пытавшийся избежать ударов огромного черного лебедя; все предметы, находившиеся здесь, были покрыты тонким слоем темного инея… Птица повернула голову к тем, кто ворвался в проем, и издала резкий крик, от которого кровь стыла в жилах. Ее глаза пылали неестественным огнем, а клюв был цвета крови.

Маленький человек с саблей в руке шагнул вперед и, не побоявшись задеть Кравиуса, одним точным ударом перерубил шею лебедя у самого основания.

Тело дьявольской птицы упало на пол, но из него не вытекло и капли крови – только зеленая слизь, зловонная, как болотная жижа. В то же мгновение аббат рухнул рядом, открыв свое изуродованное лицо. Зрелище показалось крайне отвратительным даже Стервятнику, повидавшему на своем веку множество трупов и ран.

Но то, что произошло с головой и шеей лебедя, заставило всех присутствовавших в каюте содрогнуться. Они убедились в том, что имеют дело с силами, далеко превосходящими человеческое понимание…

Извиваясь, как змея с птичьей головой, длинная гибкая шея выползла из каюты в коридор и растворилась в темноте. Никто не двинулся с места, чтобы помешать ей. Даже помощник аббата был, похоже, на какое-то время парализован ужасом.

Потом он пришел в себя. По его приказу матросы подняли и уложили на койку бесчувственного Кравиуса. Кто-то, немного сведущий в медицине, стал оказывать аббату помощь. Его изуродованные руки со скрюченными пальцами были похожи на две багровые клешни. На месте левого глаза зияла глубокая рана.

Проткнув клинком обезглавленное тело лебедя, человек в плаще поднялся на палубу и выбросил его за борт. Двое матросов принялись мыть каюту, забрызганную кровью и зеленой слизью. Иней быстро таял и превращался в лужицы темной жидкости…

Некоторое время Люгер размышлял над тем, что видел, и вдруг, словно вспомнив о чем-то не менее важном, вышел из каюты.

Он вернулся через минуту и положил возле Кравиуса пробирку с притертой пробкой. Моряк, склонившийся над аббатом, с отвращением уставился на Стервятника. Однако Люгер спокойно встретил его взгляд. Раны толстяка все еще кроовоточили, и свежей крови должно было вполне хватить для того, чтобы накормить гомункулуса.

Никакие знамения, а тем более страдания аббата не могли поколебать решимости Слота. Черный лебедь дважды явился ему за последний месяц – это было уже слишком…