Сергей Шкенев - Джонни Оклахома, или Магия массового поражения

— И где эти чёртовы горы? — возмущался Вова, тыкая пальцем в злополучную карту с расплывшимися от сырости обозначениями. — Куда они подевались?

— Горы скоро будут, — барон отжал рукав плаща, и вытер мокрое лицо, покрытое точками налетевшей из‑под конских копыт грязи. — А пока могу предложить постоялый двор.

— Шутите? — норваец всмотрелся в сплошную стену ливня. — Откуда он здесь возьмётся?

— Ну как же, если есть дорога, то на ней обязательно должен быть постоялый двор. Да вот и указатель есть.

— Это он? — удивилась Ирка, разглядев на обочине вырезанную из дерева фигурку, изображающую стоящего со спущенными штанами гнома. — Судя по натурализму скульптуры, впереди бордель, а не гостиница.

— Увы, миледи, — согласился фон Бюлов, — в этих местах оба заведения часто совмещают.

— Да? — оживился норваец. — А можно поподробнее?

Виконт Оклендхайм, с непонятной опаской взглянув на невесту, вмешался:

— Зачем тебе подробности, Вова? Главное, что у нас будет крыша над головой, и мы наконец‑то сможем просушиться.

— Не так уж ты и промок, — подозрительно прищурилась рыжая.

Это Ирка намекала на магические способности Ивана, позволяющие создать вокруг себя непроницаемую для дождя сферу. Оклендхайм — младший единственный, кто ехал с относительным комфортом, только время от времени приходилось проветривать защиту — почему‑то запах конского пота она пропускала только в одну сторону. Внутрь.

— Подтянись! — крикнул Вова месящим грязь латникам. — Впереди постоялый двор с блэкджеком и… хм… там всё есть!

Услышав приятную новость, люди оживились. Присяга и чувство долга не позволяли им всерьёз роптать на тяжесть перехода, но в такую погоду куда как приятнее сидеть в тепле и в лекарственных целях пить подогретое вино. Можно и не греть — средства позволяют не экономить на выпивке, и не наливаться горячим пойлом для быстрого воздействия на мозги. Слава Небесным Богам, виконт и норвайский рикс выплатили не только полагающееся от королевской казны жалованье за три месяца вперёд, но и выдали премию от себя лично. Достойные господа, да благословит их судьба!

Самые нетерпеливые принялись всматриваться в сырую мглу, стараясь разглядеть долгожданный приют, а Стефан, личный слуга и оруженосец благородного сэра варвара, даже привстал в телеге, за что и поплатился. Оставшаяся без управления лошадь выбрала именно этот момент, чтобы устроить бунт — попросту остановилась посреди широкой лужи, и выходить оттуда категорически отказывалась, несмотря на понукания опомнившегося возницы. Так и пришлось под злорадный смех латников слезать в грязь, зачерпнув сапогами, и махать перед лошадиной мордой букетом из морковок.

— Чёртова скотина, — бормотал нахватавшийся норвайских ругательств трансильванец. — На колбасу курву пущу.

Желание поквитаться с упрямой конягой настолько переполнило Стефана, что он явственно почувствовал запах чесночной колбасы, обжаренной на сковородке с салом, луком, и залитой по меньшей мере тремя десятками яиц. Наваждение захватило и не отпускало, вызывая музыку в душе, и голодные вопли в желудке.

Но через несколько мгновений он увидел, что и остальные закрутили носами, и только было собрался сообщить о близком обеде, как где‑то впереди раздался голос рыжей ведьмы:

— Я его вижу! Я вижу постоялый двор!

Деревня Букурештовка знавала лучшие времена, но, судя по всему, с той поры минул не один десяток лет. Если быть точным, то пятьдесят четыре года — ровно столько длится междоусобная война в соседней Трансильвании, из‑за чего многолюдный когда‑то тракт пришёл в полное запустение. Окончательно пойти по миру с сумой местным жителям не позволяла гордость, а ещё заставы пограничной стражи, где охотно покупали провизию. Иногда с гор спускались крохотные караваны торговцев беспошлинными товарами, и они тоже хотели есть и пить. Путь в обход грумантских таможен здорово возбуждал аппетит и разжигал жажду, и некоторые подозревали, что контрабандисты экономят исключительно для того, чтобы просадить эти деньги в «Озабоченном гноме».

Да, постоялый двор именно так и назывался, но когда латники внимательно осмотрели все помещения, то ни одного коротышки не обнаружили. Впрочем, не очень‑то и хотелось — махать мечами никогда не поздно, а вино и яичница с колбасой ждать не будут. Такие вот они капризные…

К огорчению норвайского рикса и к немалому облегчению леди Ирэны весёлых девок тоже не нашли. Во всяком случае готовых к немедленному использованию. Пара служанок не считается — пока накормят полсотни голодных вояк, пока приготовят купальни для благородных постояльцев, пока наведут порядок в пустовавших годами комнатах… Да за это время желающие могут сбегать в Букурештовку, где подобный промысел не являлся в глазах жителей что‑то особо предосудительным.

Возможностью никто не воспользовался. После пятнадцати миль по такой дороге нескромные желания куда‑то пропадают, уступая место двум основным инстинктам — жрать и спать. Того и другого как можно больше.

Командованию отряда, несмотря на усталость, поддаваться слабости нельзя. Люди всегда должны видеть пример для подражания и недосягаемый идеал, к которому, тем не менее, следует стремиться. Потому сначала помылись, благо воду подогревали магией, и лишь потом спустились в общий зал, до отказа забитый жующими и чавкающими латниками.

— Извольте сюда, господа! — трактирщик изо всех сил пытался изобразить галантерейное обхождение, известное только по рассказам покойного деда, и молил Небесных Богов, чтобы благородные гости не рассердились на неуклюжесть. Небось привыкли в столицах кушать в лучших ресторациях с изысканными блюдами и вышколенной прислугой. — Ваш стол тот, что с чистой скатертью.

— Благодарю вас, любезный хозяин, — с улыбкой сказала рыжая девица в мужской одежде и с мечом на на перевязи, одна рукоять которого стоила больше, чем замок местного сеньора вместе с самим владельцем и его семейством.

Почтенный Иштван вздрогнул, ощутив разницу между вежливостью незнакомой леди и спесивой заносчивостью виденных ранее захудалых риттеров. Не иначе, как птицы высокого полёта пожаловали на забытый Богами постоялый двор — только они могли позволить себе быть благодарными без урона для чести. Тот же герцог Ланца, по слухам, извинялся перед отправляемыми на эшафот преступниками за некоторые неудобства, наступающие вслед за отрубанием головы или повешением. А эти могут того… отправить?

Норваец может. Хотя он, скорее всего, предпочтёт лично срубить башку виновному своей огромной секирой, не утруждаясь формальностями. И вельможа с золотой цепью на шее вполне обойдётся без фальшивого правосудия.