Тэд Уильямс - Игра теней

«Но если богов не существует и все истории про них выдуманы, как объяснить то, что происходит вокруг? — спрашивал себя принц. — Разве я сам не испытал на себе божественное вмешательство, подобно Ярису, Заккару и другим пророкам? Подобно Сотеросу, вознесенному на вершину горы Ксандос в чертоги Перина, где он увидел богов в их обители?»

Вопросов, мучивших Баррика, было слишком много, и он не находил ответов. Однако его смятение постепенно улеглось. Надо рассуждать здраво, как учил его отец, и тогда можно обрести истину, решил принц. Он вновь поглядел на Джаира Обличье воина сумеречного племени показалось ему отталкивающим, но больше не внушало прежнего ужаса. Перед ним было всего лишь диковинное создание, в чем-то похожее на него самого, в чем-то весьма отличное. Именно сходство позволило им с Джаиром разговаривать без слов, на расстоянии обмениваясь сокровенными мыслями. Когда безликий воин рассказывал ему о своей родине и о войне с людьми, Баррик ощущал его радости и печали как свои собственные. Несомненно, в рассказах Джаира не было ни слова лжи. Но разве можно ощущать почти родственную близость с кем-то и в то же время считать это существо своим злейшим врагом?

Сон, неодолимый сон неожиданно подчинил принца своей власти; веки его опустились сами собой.

«Пусть вокруг меня все смешалось и я не в состоянии отличить друзей от врагов, — промелькнуло в его гаснущем сознании. — До тех пор пока я предан моей повелительнице, Джаир Штормовой Фонарь останется моим союзником. Я должен верить в это, чтобы окончательно не лишиться рассудка».

Феррас Вансен в последний раз провел скребницей по блестящим бокам своей лошади. У этой отвратительной сырой погоды было одно преимущество — колючки не цеплялись за влажную шкуру животного, хотя в хвосте их оказалось великое множество. Вансен помедлил, глядя на диковинного темного скакуна, который вынес принца Баррика с поля боя. Лошадь тоже уставилась на него, ее глаза испускали тусклое молочное сияние. Любопытно, о чем думает эта тварь, пронеслось в голове у капитана гвардейцев. Похоже она спокойна, потому что сознает собственное превосходство над окружающими ее людьми. Вансен фыркнул и поспешно отвернулся, устыдившись того, какую неприязнь возбуждало в нем бессловесное создание.

— Джаир сказал, что имя этой лошади — Стрекоза.

Голос Баррика, раздавшийся за спиной, заставил капитана стражников вздрогнуть. Он и не заметил, как принц подошел к нему почти вплотную.

— Он сам сказал вам об этом?

— Конечно. Ты не способен услышать его слов, но это отнюдь не означает, что он не способен говорить.

В том, что воин из страны теней владеет искусством безмолвной речи, Феррас Вансен не сомневался. Несколько раз он сам почти слышал эту речь. Однако признать такое — все равно что сделать первый шаг на пути к безумию.

— Что ж, Стрекоза так Стрекоза. Имя не хуже любого другого.

— Джаир говорит, прежний ее хозяин звался Четыре Заката. То таким было значение его имени. — Баррик нахмурился, припоминая. Сейчас он выглядел бы самым обычным мальчишкой, если бы не странный разговор, который он затеял с капитаном. — Да, его звали Четыре Заката, и он был убит в битве. В битве… с нашим народом.

Баррик напряженно улыбнулся, довольный тем, что сумел подобрать подходящие слова.

По спине у Вансена пробежали мурашки — от его внимания не ускользнуло, что упоминание о «нашем народе» далось принцу с большим трудом.

«Неужели в глубине души принц Баррик чувствует, что принадлежит к стану наших врагов?» — содрогаясь, спрашивал себя капитан.

Боги загадали Вансену страшную загадку, и оставалось лишь молить, чтобы они послали ему силы разрешить ее.

— Лошадь хороша, спору нет, — произнес он вслух. — По крайней мере, для монстра, выращенного волшебным племенем.

— Я в жизни не встречал более выносливой и быстроногой лошади, — с мальчишеской запальчивостью воскликнул Баррик. — Джаир сказал, в стране теней лошадей выращивают на бескрайних лугах, которые называются долиной Луны.

— Хотел бы я знать, откуда им известно про луну и прочие светила, сияющие на небе, — усмехнулся Вансен. — Ведь в их стране царит вечная мгла. А сейчас, когда небо затянуло дымом, здесь вообще ничего не видно дальше собственного носа.

Прежде Вансен беспрестанно клял вечные сумерки, теперь же, когда кромешная тьма вынуждала путников передвигаться медленным шагом, он вспоминал о них с сожалением. Видно, таков уж мой удел, думал капитан: слишком поздно понимать, что во вред, а что во благо.

Скарн выскочил на дорогу, чтобы разбить улитку о торчавший из грязи камень. Вытащив улитку из раковины, ворон тут же проглотил ее целиком и устремил на Вансена черный блестящий глаз.

— Дозволено ли мне будет сесть на твоего коня, господин? — осведомился он и робко перевел взгляд на Баррика, смотревшего на ворона с привычным отвращением. — Если мои слова не сочтут непозволительной дерзостью… — смутившись, хрипло выговорил ворон.

— Судя по всему, ты в бодром расположении духа, — заметил Вансен, все еще не привыкший вести разговоры с птицей.

— Сегодня я славно позавтракал. Нашел превосходную дохлую лягушку, которая так раздулась…

Вансен досадливо махнул рукой, давая понять, что не нуждается в дальнейших описаниях.

— Но мне казалось, что цель нашего путешествия вызывает у тебя опасения, — вновь обратился он к ворону. — Почему сегодня эти опасения улеглись?

— Потому что сегодня мы удаляемся от тех мест, что внушают мне страх, — затряс головой ворон. — Эта дорога ведет вовсе не во владения Джека Чейна. Так что мне нечего бояться.

Услышав это, Вансен вздохнул с облегчением. Он бы тоже приободрился — если бы не дождь, упорный и надоедливый, если бы не темное небо, если бы не сознание того, что он едет неведомо куда в обществе лишившегося рассудка юнца и демона, словно явившегося из жуткой легенды. Перспектива очередного ночлега на мокрой земле, посреди жестких древесных корней, тоже не способствовала улучшению настроения.

У ворона было такое множество дурных привычек, что выбрать из них наиболее скверную представлялось Вансену непосильной задачей. Впрочем, пристрастие Скарна к болтовне, поток которой можно было прервать только резким окриком, несомненно, раздражало сильнее всего. Ворон был очень доволен тем, что путешественники изменили направление, и весь день не умолкал. Лишь когда раздраженный Вансен пригрозил привязать его на веревку и заставить лететь вслед за лошадью, ворон стал говорить потише, однако молчать все равно не мог. Он сообщал своему спутнику названия всех деревьев и кустов, встречавшихся им по пути, строил предположения относительно того, какие съедобные твари водятся в этих краях, а потом предался сладостным воспоминаниям о том, как пожирал птенцов прямо в гнездах. Тут терпение Вансена лопнуло.