Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

Бьорн смотрел на свое лицо, мертвое оскаленное лицо с белыми пустыми глазами. Он не сомневался, что это он и есть, больше того – что он есть там прямо сейчас, скачет в небе с Дикой Охотой, как вечная и неотъемлемая ее часть.

А потом он увидел еще одно лицо. Рука об руку с Бьорном-охотником неслась всадница, которую он сразу узнал. Больше не было неброского макияжа и строгой прически, длинные темные волосы реяли на ветру. Ее глаза тоже светились белым. Она тоже была неотъемлемой частью Дикого Гона.

Экран погас.

Бьорн долго стоял, глядя в потемневшее стекло. Потом услышал голос Сельмы, доносящийся из динамиков ноутбука:

– Бьорн, вы еще там?

Он теперь знал, что ему не нужен микрофон, чтобы она услышала его слова. Поэтому ответил, не оборачиваясь.

– Да. Спасибо, что показали мне. Я и правда… как будто забыл.

– Знаю. Я тоже время от времени забываю. Но вы не одни, вам есть кому напомнить. А потом кому-нибудь напомните вы.

– Вы тоже встретили его три года назад? Дикий Гон, в ночь Хеллоуина, во время метели?

– Да. И тоже, как вы, шла по перекрестку. Вы ведь знаете легенду? Кто встретит ночью Дикий Гон, тот падает замертво, но кто в этот миг стоял на перекрестке, того Гон забирает к себе. Вы полицейский, Бьорн, и вам лучше всего подошла роль охотника. А я… – он услышал тихий, стеклянный смех, напомнивший ему ее прозрачные белые глаза – там, в вихре толпы, где она сейчас неслась бок о бок с ним. – Я, как вы выразились, мозгоправ. Из мозгоправов получаются неплохие загонщики.

– Вы имели какое-то отношение к убийствам, происходившим в Фюллинге в последние годы?

– Я знала всех убийц. И да, я знала об их намерениях, если вы на это намекаете. Я направляла их мысли и стремления в нужное русло. Дикий Гон охотится за темными душами, но чтобы охотник взял след, нужно навести его на дичь.

– Берта Фердельсон. Жертва последнего из них, она… Я знал ее. Она любила меня.

– Мне жаль, если это правда, – сказала Сельма, и в ее словах действительно прозвучало сострадание. «Неужели такие, как она, – подумал Бьорн, – такие, как мы – способны на сострадание? Разве в нас осталось что-то от настоящих людей? То, что мы ходим по миру, то, что наши тени еще существуют в этой реальности – разве это достаточное доказательство?»

Но он знал, какое доказательство действительно что-то значит.

То, что испытывает он сам.

– Я больше не хочу, – прошептал он.

– Вас никто не спрашивает, чего вы хотите. Вы – это Гон.

– Это я знаю, но я не хочу больше оставаться в Фюллинге. Пока я здесь, пока мы с вами здесь, Гон будет собирать здесь жатву. Гон охотится на темные души, и мы насыщаем Гон, но хватит, черт подери, хватит уже с этого города.

Он задохнулся, подумав о Клаусе, о его лице, когда он стоял над закрытым гробом Берты и когда бросил в ее могилу первый ком земли. И о самой Берте, как за несколько дней до этого она стонала и выгибалась в объятиях Бьорна, и ее светлые волосы щекотали ему шею.

– Хватит с этого города, – медленно повторил он.

Сельма какое-то время молчала. Потом проговорила:

– Насколько мне известно, в Фюллинге только два человека стали частью Гона. Возможно, если мы с вами уедем оба…

– Давайте уедем. Сельма, прошу вас, давайте уедем отсюда. Я понимаю, у вас здесь семья, практика и…

Его оборвал ее смех, прозрачный, неестественно звенящий, не имеющий никакого отношения к реальности, в которой жил Бьорн. Или хотел думать, будто все еще живет.

– Моя семья – это Дикий Гон. Моя практика – загонять добычу для вас, – сказала Сельма Хелсом почти весело. – Мне все равно, где это делать. Хорошо. В конце концов, в таких небольших городах, как Фюллинге, весьма ограничен запас по-настоящему темных душ. А значит, пора сменить угодья.

– Угодья…

– Да. Если вы действительно этого хотите. Все же вы – охотник, окончательное решение за вами. Вы можете подумать. Спешить ни к чему.

Но Бьорн уже принял решение.

Охотничий рог переливался перламутром на книжной полке, слепя глаза.

Он не стал дожидаться, пока рог выполнит свое зловещее предзнаменование, и написал заявление об увольнении в тот же день. Бьорн не знал, куда поедет; мелькнувшую было мысль посоветоваться с Сельмой он тотчас отмел. Загонщик в охотничьей иерархии всегда стоит ниже того, кто настигает и сражает добычу. В конце концов, какая разница, куда именно они отправятся? Темные души, за которыми вечно гонится Дикая Охота, найдутся всегда и везде. Почти ничего не стоит выманить их на свет, чтобы они проявили себя – и оказались проглочены стозеной пастью Дикого Гона.

В конце концов он просто поехал на автовокзал и купил билет на первый же отходящий автобус, не заботясь, куда тот направляется. И только получив на руки билет, прочел название: Лумсхеден. Бьорн вытряхнул из мобильного батарею и позвонил Сельме, чтобы сообщить ей место. Потом нашел платформу, с которой отправлялся автобус – оставалось еще почти два часа, – прислонился плечом к фонарю и закурил.

«Кто-то умрет, – шепнула у Бьорна внутри та его часть, которая все еще считала себя человеком. – Там, куда ты приедешь, начнутся страшные смерти. Сельма позаботится об этом. А ты с честью поймаешь преступников. Некоторых из них ты при этом убьешь. Другие отправятся в тюрьмы и там погибнут или покончат с собой».

Без четверти полночь он сидел в автобусе, готовящемся к отправлению. Водитель попросил пассажиров занять свои места. Какая-то женщина средних лет, темноволосая, с неброским макияжем, остановилась возле Бьорна, сверила номер соседнего сиденья со своим билетом и молча села рядом. Бьорн скользнул по ней взглядом и отвернулся к окну. Уже стемнело, за день подморозило, и с чернеющего неба падал редкий снег.

Когда заурчал мотор, Бьорн увидел, что у колес, прямо напротив его окна, сидит собака. Черный пес, огромный, как волк, с оскаленной пасти клочьями падала пена. Бьорн встретился с ним глазами, и в этот миг автобус тронулся. Собака встала и побежала следом, все так же оставаясь на уровне глаз Бьорна: сперва трусцой, потом во весь опор, потом понеслась, не касаясь лапами земли. Громобой, вспомнил Бьорн кличку пса. Его зовут Громобой. Он служит мне верой и правдой, и он знает, что скоро нас ждет охота.

Евгения Крич

Йоське из Пардес-Ханы

Случалось ли вам бывать в Пардес-Хане? Вполне возможно, вы проезжали этот городишко по дороге из Хайфы в Тель-Авив, но даже не заметили под впечатлением виноделен Зихрон Якова и Биньямины. А уж какое там делают вино, мог бы вам рассказать сам барон Эдмунд де Ротшильд, если б, конечно, был жив. Да вы и сами можете отведать молодого красного полусухого прямо из бочки, закусывая маленькими кусочками острого сыра, придающими терпкий оттенок винному послевкусию. И тогда вы точно забудете городок, оставленный позади в окружении плантаций апельсинов и хлопка.