Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

— Но иногда приходится, — цинично вставила Роксалана.

— Приходится, — согласился Олег. — Но между «приходится» и просто убийством такая же разница, как между победой в бою и перерезанием горла связанному ребенку. Ты понял, Джебе?

— Твоими устами говорит великая Дара-эхэ, Тенгизхан, которую вместила твоя душа, — смиренно склонил голову кочевник.

Олегу стало обидно. Получалось, что сам он дурак, не способный ни на что. А как скажет или сделает что-то умное — так это сразу «уста Дара-эхэ». Он сжал кулак и со всей силы ударил им в глину. Корочка треснула, обнажая мясо.

— Ешьте, отдыхайте. Я буду первым дежурить. Есть у меня ночью одно важное дело.

Однако надежда ведуна сделать свое дело тихо и незаметно не сбылась. Когда он, дождавшись полуночи, поднялся с седла, чутко спящий кочевник тут же поднял голову:

— Ты куда, Тенгизхан?

— Немного пройдусь. Спи, я рядом.

— Я с тобой!

— Не нужно. Некоторые деяния человек должен совершать в одиночку.

— Я отвечаю за тебя перед родом, Тенгизхан, — поднялся нукер и опоясался мечом. — В такие моменты, о которых ты сказываешь, человек особенно беззащитен.

— Что? Вы куда?

— Тебе это неинтересно. Ладно, шаманка бы посмотреть пошла. А тебе неинтересно.

— Так вы не до ветру? — присела Урга. — Тогда я посмотрю.

Олег сплюнул, покачал головой.

— Ну надо так! Лучше бы я спать лег, раз вы все такие полуночники. Вы бы в нужный час разбудили.

— Так мы идем? — потянулась Роксалана. — А куда?

— Только два условия. Ближе пяти шагов не подходить, никаких звуков не издавать.

В свете звезд ведун прошел через долину и остановился там, где от тракта ответвлялась тропа к тихому темному караван-сараю. В китайской крепости на стене потрескивали несколько факелов. Но они скорее слепили стражников, чем позволяли им высмотреть что-то в окружающей тьме.

— Ближе не подходите, — предупредил спутников Середин, достал из поясной сумки приготовленную заранее щепочку и длинный конский волос, поклонился на все три стороны перекрестка, приводя себя в нужное состояние молитвой русским богам: — Дай мне свою силу, могучий Сварог, прародитель наш, дай мне свой жар, великий Хорс, спаситель наш, дай мне опору, Триглава, мать-кормилица наша, дай мне время, прекрасная Мара, судия и упокоительница наша. К вам, богам-радуницам нашим, взываю: наделите меня волею и мощью своей ради деяния честного, деяния благородного, деяния нужного… — Он снова поклонился, но на этот раз нарисовал щепочкой на всех трех дорогах небольшую петлю, приговаривая: — Не ты меня встретил, а я тебя, не ты меня заметил, а я тебя, не ты меня отпел, а я тебя съел. Съел тебя мой порог, мой пол, потолок, мое окно, моя печь. Отведи, Ний могучий, от меня врага, колдуна-мужика, бабу-ведьму, девку-удавку, тоску-мытарку, золу с покойника, ополоски с подойника, мыло с обмывания, свечу с покаяния. Кто меня станет перебивать, сам будет страдать.

Ведун выпрямился, сделал на конском волосе петельку, затянул ее на щепочке примерно посередине, повернулся лицом на запад и продолжил заговор:

— Солнце на запад, день на исход, колдуна-ворога на извод. Уложу его в могилу, в глубокую яму, сырую землю, под черный камень. Пойду в чисто поле, найду трех старцев. Бороды у них черные, глаза пустые, а зубы вострые. Первому отдам душу колдуна-ворога, второму отдам тело колдуна-ворога, а третьему жизнь отдам колдуна-ворога. — Произнося зловещие обещания, Олег один за другим затягивал на волосе узелки, чтобы оберег запомнил его приказы. Закончив заклинание, он обмотал волосом щепку, накрепко привязал и переломил посередине: — Ко мне пришел, об меня и сломался.

Ведун перевел дух и отступил с перекрестка.

— Ты чародействовал, Тенгизхан? — неуверенно поинтересовался Джебе.

— Это защитный оберег против колдовства, — протянул ему наговоренную щепку Олег. — Убивает того, кто пытается причинить тебе вред с помощью магии. Возьми, носи с собой. Тогда тебе нечего будет бояться, кроме стрелы или меча.

— Благодарю тебя, Тенгизхан, — с поклоном принял подарок кочевник.

— Роксалана, тебе сделать?

— Давай, — пожала плечами девушка. — Я, вообще-то, во все это не верю. Но не верить с амулетом куда спокойнее.

Олег, вернувшись на перекресток, повторил обряд, передал заговоренную щепку воительнице.

— Вернусь домой, велю оправить золотом и стану носить на груди, — пообещала она.

— Тебе сделать, Урга?

— Твои амулеты слишком слабы. В них нет живой силы. Меня учили делать их совсем иначе, — отказалась шаманка.

— Не научишь?

— Это слишком долго.

— Ну, — пожал плечами Олег. — А уж мы как умеем.

Свой оберег он завернул в тряпицу, сложил ее, стянул края, замотал суровой ниткой и повесил на шею. Теперь у него была хоть какая-то защита от того, чего он пока не знал.

На рассвете со стороны крепости послышался стук. Ворота приоткрылись, и наружу колобком выкатился щекастый низкий толстячок с женской кичкой, проткнутой двумя спицами, в свободном халате на голое тело и просторных шароварах. Он деловито расстелил коврик, кинул на него подушку, поставил ящичек размером с табурет, уселся перед ним, поджав ноги, открыл крышку, извлек такую же пузатую, как он сам, чернильницу с пером и поставил сверху. На стене между зубьями появились четыре лучника. Если все то, что намедни Олег услышал насчет пропускного режима, было правдой — предосторожность далеко не лишняя.

От караван-сараев к писцу заспешили путники и купцы, среди которых Олег не без удивления заметил троих светлокожих бородачей в зипунах и высоких начищенных сапогах, за версту пахнущих березовым дегтем.

— Никак, русские? — удивился он. — Хотя раз Китай имеет русское название, то иначе и быть не может. Значит, бывали тут, все видели и другим рассказали.

Потоптавшись у ворот, купцы уныло потянулись обратно к постоялому двору, скандалить никто не стал. Олег, опасаясь, что писец уйдет, побежал вперед.

— Доброе утро, уважаемый! — остановился он перед ящиком. — Мне нужно срочно пройти в вашу страну.

— Имя, звание, цель прибытия? — открыв ящичек, извлек лист бумаги китаец.

— У меня товар. Много товара.

— Имя, звание, цель прибытия? — заунывным тоном повторил свои вопросы писец.

— Купец, именем Олег, хочу торговать у вас скотом и иным товаром. Мне нужно разрешение на вход как можно скорее. Мой обоз приближается.

— На все воля императора, — нараспев прогнусавил китаец. — Я отошлю твое прошение с гонцом. Когда император прочтет его и изъявит свое слово, ворота великой империи откроются пред тобой. Или не откроются.