Юлия Фирсанова - Дверь ВНИТУДА

Я поймала его гневный взгляд, многозначительно указавший на дверь, и сообразила: кайст хочет, чтобы я убегала. Спасалась или звала на помощь? А кого? Соседи-пенсионеры на даче, полиция наша тоже с мертвяками не обучена сражаться. На кнопочку браслета нажать? И что будет? Как с Лехой, еще один загибающийся от ран спецназовец? Нехорошо! Эх, жаль, Конрада дома нет! Почувствует и придет? А если он далеко и ничего не ощутит, связь-то наша только формируется? Нет, надо как-то самим выкручиваться.

Мысли о том, чтобы просто смыться, оставив куратора один на один разбираться с личем, у меня и не возникло. Пусть вредный, противный мужик, но он живой и теплый, не то что эта мерзкая нежить. Если я убегу, мое отсутствие не ослабит тварь, дверь-то рядом. Я вообще не знаю, чем можно убить такое. Вампиры боятся серебра, осины и света дневного, если верить книгам, а если Конраду, так и вообще ни хрена они не боятся, кроме как многократно превосходящих сил противника. Зарра, ядовитый дровский клинок, личу тоже как слону дробина.

Меня загипнотизированный мертвяк вообще-то не то чтобы пугал, чтобы таких пугаться, надо, наверное, вырасти в мире, где они существуют. Этот лич был мне отвратителен настолько, что поташнивало от одного запаха, зато голова работала, мозг напряженно перебирал, выискивал вариант спасения.

Нет, бежать не выход. Он у двери, а значит, в полной силе, даже если меня тут не будет. Эй, а это идея! Не верю я, не могу поверить, чтобы такая мерзость пришла обосноваться на Земле на ПМЖ — это раз, а два — выпроваживать его в какой-то другой мир показалось мне не меньшей гнусностью. И тогда я вспомнила рассказ куратора об особенностях восприятия гостями мира и миром гостей соответственно. Вспомнила и дальше действовала уже не думая. Включился автопилот стрессовой ситуации.

Я метнулась к мумии, схватила ее за края жесткого — ну и ткань, мелкая наждачка и то помягче бывает, — платья. В самом деле, эта желтая хламида больше всего походила на платье с глухим воротом. Крепко сжимая добычу в пальцах, я телепортировалась. Быстрее! Быстрее! Пока лич не успел очухаться от транса, куда его вогнал куратор.

Вонь бензина била в нос, непрекращающийся гул и свист проносящихся машин давил на уши — мы оказались на обочине скоростной автострады, через которую не перейти и в темное время суток. Только по железному мостику над сплошным потоком машин, только так. Под ногами хрустел песок и сухая, слежавшаяся плотным слоем пыль, хилая, серая от грязи трава пробивалась чуть дальше, а выше по склону стояли почти в рост человека полынь, медвежья дудка, лопухи и крапива.

Я зажмурилась и, что было сил, толкнула лича вперед, на трассу, под колеса несущейся, будто спешили в ад, вереницы черных джипов. Он оказался неожиданно легким, несмотря на всю кучу навешанных украшений. Легким и хрупким, а еще, как в старой компьютерной игрушке (я все-таки вспомнила, где встречала это слово «лич»), преимущество в борьбе с тварью было лишь одно — скорость. Убить тварь честным оружием прежде, чем она успеет пустить в ход магию. Только действовать надо быстро, очень быстро, или станет поздно. Сейчас не игра, сейчас все взаправду, но у меня получилось то, что отнюдь не всегда получалось тогда, потому что теперь на кону стояла не перезагрузка, а кое-что посущественнее. Жизнь, свобода, право остаться собой. Только для меня, может, и так, а может статься, и для какого-то другого мира, в который должны были открыться врата для нежити.

Я толкнула тварь, благоухающую дохлыми тараканами, под колеса, под машины, словно замыкала кольцо реальности. Вчера чуть не погибла сама, сегодня стремилась ухандокать врага. Ведь эта мерзость была врагом.

Толкнула и телепортировалась, так быстрее, чем бегом, вверх по склону, в заросли дудки и крапивы. Голые ноги, не прикрытые халатиком, ожгло огнем, только боль эта воспринималась как что-то очень далекое, где-то там, на задворках сознания. А главным было то, что происходило на дороге.

«Я выбрала верный способ, время и расстояние. Победа!» — гулко бухало в груди торжественный марш сердце, когда рассыпалась в прах псевдоплоть лича под колесами машин. Оторванная по локоть и отброшенная на обочину рука скребанула когтями по пыли и рассыпалась в точно такую же серую массу, ничем не отличимую от обычного мусора. Только браслеты и кольца поблескивали бутылочными осколками. Почему-то золотая тряпка и тапки просто исчезли, а все побрякушки, ссыпавшиеся с мертвеца и его одежды, не остались валяться на дороге, разносимые машинами все дальше и дальше по трассе. Они, словно подталкиваемые неведомой силой, как намагниченные одна за другой скатывались с асфальта в кучу. Как раз напротив того места, где я стояла среди травы.

В какой-то момент я ужаснулась, подумав, а не соберется ли вместе с драгоценным хламом пыль и не восстанет ли снова, собравшись из праха, мертвец? Но нет, его магии, ослабленной удалением от двери и привратника, не хватило на воскрешение. Только груда металла, малость покалеченного машинами, лежала недвижимо, как кучка обыкновенного мусора, оставшегося после субботника, забытого, да так и не вывезенного тракторами на свалку. Все и в самом деле закончилось. Накатившее облегчение было так велико, что ноги подогнулись, и я с маху села прямо в крапиву.

— Где он? — хрипло каркнул над головой голос.

Я подняла взгляд на куратора, возникшего в нескольких шагах левее. Лицо — обычная брезгливая маска, только глаза сверкают каким-то маниакально-тревожным светом. Или это просто утреннее солнце в них пляшет и вновь красит в радужный спектр белые прядки в волосах. Да руки с серебряными когтями-лезвиями нервно подрагивают. То ли Росомаха, то ли Фредди Крюгер после пластической операции.

— Нигде… В аду, наверное, если для таких делают ад… Я его убила. Толкнула под машины, он не успел ничего сделать, — вяло шевеля языком, попыталась отчитаться в содеянном я.

— Вы уверены?

— Там, — махнула в сторону кучки, — все, что осталось. Проверьте, не восстанет ли, а то теперь ваша очередь толкать.

Шелест высокой травы ясно дал понять, что ЛСД отправился на проверку. Я не пошла за ним. Не была уверена, что смогу встать. Поверху жужжал шмель, где-то рядом стрекотал кузнечик, а прямо под носом на листке медвежьей дудки крутила рожками большая улитка. Где-то в небе над головой, перекрикивая шум трассы, орали стрижи. Жутко зудели окрапивленные ноги, зад, руки, но шевелиться было лень. Куратор вернулся через несколько минут. Вместо рубашки он красовался в черной майке, а из снятой одежды соорудил мешок. Тот тяжело позвякивал на ходу.

— Зачем вам эта мерзость? — вяло спросила я, догадываясь о содержимом.