Олег Дивов - Храбр

3. С князем по жизни

Былинный Илья Муромец привязан к эпохе Владимира Святославича, княжившего в Киеве с 980 по 1015 год. В былинах «ласковый князь Владимир», он же «Владимир Красно Солнышко», никогда не выступает главным героем. Зачастую он вовсе антигерой, несправедливо притесняющий дружину и Илью лично. Супруга князя – тоже персонаж с весьма подвижной этикой. То она тайком подкармливает Илью, угодившего по навету «в поруб сырой», то жестоко подставляет каличьего вожака Касьяна Михайловича, отвергшего ее сексуальные домогательства. Плохо себя ведут и бояре, регулярно клевещущие на Илью, настраивающие князя против него.

Илья не остается внакладе, сшибая кресты с церквей, устраивая грандиозные разрушительные запои совместно с «голью кабацкой», даже умышляя убить князя и княгиню, но в последний момент отказываясь от замысла.

Что поделаешь, народное творчество. Оно зачастую строится на противопоставлении негодного властителя и парня из народа, спасающего Родину вопреки всему. Недаром Голливуд нещадно эксплуатирует этот простой и эффектный сюжетный ход во множестве фильмов.

Реальная Киевская Русь четко соотносится с былинами по двум позициям. Во-первых, авторитет некоторых членов «старшей дружины» мог оказывать прямое влияние на государственную политику. Во-вторых, при княжем дворе трудно выделить однозначно «добрых» и «злых» в нынешнем общечеловеческом смысле.

Такое было время. Путь Владимира Святославича к киевскому столу изобилует кровавыми эпизодами. Но менее жестокий и хитроумный Владимир просто не выжил бы. Холодный взгляд на княжескую администрацию тех лет вызывает навязчивую аналогию: «полностью легализовавшаяся организованная преступная группировка». И хотя в «Храбре» автор пишет только о полицейской и диверсионной работе Ильи Урманина, глупо замалчивать тот факт, что Илье, как и прочим храбрам, случалось заниматься по поручению князя банальным рэкетом. Киевский центр в лице Владимира Святославича гарантировал Руси внутреннюю стабильность, защиту от набегов из-за рубежа и устойчивый экономический рост. Это стоило дани и смирения. Несогласным объясняли, что они ошибаются, – стуча тяжелыми предметами по головам.

Особенное время, требовавшее особенных людей. Былины «киевского цикла» прессуют события, сбивая в плотный ком несколько веков русской истории, заостряя внимание на самых ярких подвигах и героях. В некоторых эпических песнях проглядывают образы Олега Вещего, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, но, по большому счету, там хватило места лишь для одного великого князя. Это креститель Руси Владимир Святославич, человек непростой, даже трагической судьбы, лично ответственный за принятие целого ряда судьбоносных решений.

Эти решения не брались с потолка, напротив, их подготовила сама история, и было бы удивительно, образуйся все иначе. Стремительное объединение Руси под рукой «конунга Хельге» – Олега Вещего – могло произойти лишь с опорой на уже сложившуюся государственность местных племен; варяги не завоевали Русь, а «собрали» ее. Успешную христианизацию страны обеспечило то, что значительная часть дружины Владимира уже к тому моменту крестилась по греческому обряду. Превращение Киева в полноценную европейскую столицу, один из влиятельнейших «центров силы» при Ярославе Мудром, тоже закладывалось на сто лет раньше. Регулярная помощь русов в подавлении мятежей на территории Византии, прокачка огромного товаропотока через русские города, удачные династические браки с соседями – все это возникло не на пустом месте. Это результат долгой политической и военной работы, в которой не всегда заметна прямая преемственность задач «от отца к сыну», но есть четко обозначенная общая цель. Киев не мог обеспечить на Руси «вертикаль власти» или пирамидальную структуру византийского имперского образца – семейное предприятие Рюриковичей строилось на иных принципах, – но он всячески укреплял и модифицировал страну.

Недаром символом единого Русского государства в былинах навсегда остался стольный Киев-град.

В эту эпоху – от Олега Вещего до Владимира Мономаха – легко влюбиться. Может даже сложиться впечатление, что ни до, ни после нашей родиной не правили столь эффективно. Жестокость князей была относительной и уж точно не чрезмерной для своего времени. Реакция власти на новые угрозы и новые шансы – быстрой и разумной. Все бурлило и шевелилось, каждый знал свое место, делал свое дело, имел свою долю.

На общем фоне не было событием взятие под контроль убогой окраинной территории, где жили-поживали «мурома».

4. Илья, пришедший издалека

У Бориса Юлина, исторического консультанта проекта «Храбр», насчет прозвища Ильи особое мнение.

– Возьмите карту Киевской Руси, – говорит Борис. – И где там Муром? На краю земли. Так что, скорее всего, нашего героя зовут «Илья, пришедший издалека». А уж откуда именно он явился, мы никогда не узнаем.

Муром был основан в IX веке как «столица» угро-финского племенного объединения мурома. Это была несусветная глушь. Киев прислал туда могучую дружину (человек тридцать) и поставил мощную крепость (дом, огороженный тыном). Дальше, чем Муром, от тогдашнего центра Руси не было ничего. Если наложить на карту линейку, даже Тмутараканский анклав русов окажется ближе, просто он менее доступен. Но понятие «тмутаракань» как обозначение «запредельно далекого» возникнет потом. В дни Владимира Святославича и еще на века вперед «у черта на куличках» располагался именно Муром.

Как ни странно, никто из исследователей былин не пытался отождествить понятие «муромец» с позднейшими обобщениями вроде «сибиряк». Хотя это, казалось бы, очевидно. Слово «муромец» могло употребляться в самых разных значениях. От восторженного («даже на дальних окраинах у нас родятся герои») до уничижительного, типа нынешнего «Чудила-с-Нижнего-Тагила».

Со временем северо-восток начнут осваивать, Владимир даже назначит князем Муромским своего сына Глеба. Но по одним источникам это княжение выглядит чисто номинальным, а по другим – местные не воспринимали Глеба всерьез, и когда он им надоедал, просто гоняли его из города. Одно слово – «муромцы».

Так или иначе, привязка Ильи к северо-восточной Руси и конкретно к «городу Мурому, селу Карачарову» всегда вызывала сомнения. Сам путь Ильи к князю Владимиру лишь частично совпадает с той дорогой, какой ездили из средней Руси в Киев. К слову, этот путь считался довольно опасным и в глубокой древности, и в XVI–XVII вв. из-за многочисленных разбойничьих шаек, бродивших в Брянских лесах.

Напротив, в былинах множество черниговско-брянских топографических указаний. Илья едет через Брянские леса, Моровийск или Моровск, пересекает реку Смородинную неподалеку от Карачева, на берегу которой по сей день стоит Девятидубье (и, кстати, сохранился огромный пень от одного из девяти дубов, на которых сиживал Соловей-разбойник).