Татьяна Коростышевская - Невеста Кащея

— Тебе, Дарина, не за артефактами охотиться надо, а о здоровом потомстве думать!

— Она взрослая, сама как-нибудь разберется, что делать, — попыталась вступиться я за подругу.

Домна Димитру зарычала. Я ойкнула и взглянула на сестрицу. Та растерянно переводила взгляд с меня на будущую свекровь.

А вот интересно: матушка Михая с самого начала под дверью подслушивала?

— Ты-то уж точно ни при чем, Лутоня, — одновременно мне нанесли обиду и удовлетворили любопытство. — Так что сядь в уголке и помолчи!

Я надулась как мышь на крупу, но послушно уселась в кресло. Не очень-то и хотелось!

— Это мой ребенок, — наконец разлепила губы Дарина. — Мой и больше ничей.

— Мысли свои возвышенные вон ей излагать будешь. — Широкий жест в мою сторону. — И независимость демонстрировать. Внука я погубить не дам. И байстрюком ему тоже не бывать. Сначала поженитесь, потом мне здорового волчонка родишь. Молодо-зелено, за вами глаз да глаз нужен. Завтра же…

— Завтра я буду по дороге в Слатину.

— Посмотрим, — не стала спорить будущая свекровь. — Стража!

В комнате сразу стало очень мало места. Явившиеся на зов домны Димитру ребята нисколько не походили на расхлябанных замковых караульных. Четверо рослых молодцев, чьи кожаные нагрудники украшала крылатая гербовая фигура, бесшумно образовали полукруг за спиной Дарины, еще двое стали в дверях. Так вот кто у нас на самом деле Драконьей сворой командует!

— Ты останешься в замке, — ласково сообщила арадская управительница.

Дарина поднялась:

— Я сбегу при первой же возможности.

— Посмотрим…

Когда процессия, замыкаемая домной Димитру, вышла в коридор, я наконец смогла пошевелиться:

— Сестрица, я что-нибудь придумаю!

Хлопнула дверь, пуховой периной навалилась тишина. Из глаз брызнули злые беспомощные слезы. Я изо всех сил стукнула кулаком по столу. Холщовая сума, которой минуту назад здесь не было, подпрыгнула от сотрясения. Я схватила пропажу, испытав неожиданную и не очень уместную радость. Досточтимая исполнила свою часть уговора.

ГЛАВА 11

О старых знакомых и родительских чаяниях

Где баба, там рынок; где две, там базар.

Мои руки дрожали, когда я осторожно, чтоб не расплескать, наливала в серебряное блюдце забористый яблочный сидр. Йоска, привычно занявший пост за дверью моей комнаты, сторожил уже не столько меня, сколько мой покой от неожиданных посетителей. За те несколько часов, которые прошли с неудачного сватовства Дарины, у меня уже успели побывать: мэтр Нагейра с дурацким вопросом про самочувствие, пара служанок с предложениями поесть, испить чего-нибудь или заняться рукоделием, и досточтимый Михай Димитру, с порога получивший в лоб первым подвернувшимся под руку предметом (к слову, оказавшимся медной ночной вазой) и быстро ретировавшийся, потирая наливающуюся багрянцем шишку. После этого мой охранник, осторожно заглянувший в горницу, чтобы поставить на место ту самую выкатившуюся в коридор вазу, решил, что мне лучше побыть одной. Некоторое время. Пока самочувствие не улучшится или вожжа из-под хвоста не выскользнет. Решение это мне сообщили шепотом, как бы про себя. Я вежливость оценила, поэтому орала на стражника недолго и без вдохновения. Теперь меня наконец-то оставили в покое. Изредка из коридора доносилось Йоскино грозное «пускать не велено!». Непростое блюдечко, по самый венчик наполненное «наливным яблочком», начало волшбу, и я перестала прислушиваться. Жидкость твердела, я покусывала губы в нетерпении.

— Для нас очень важен ваш звонок, — растягивала слова Иравари, появляясь из клубов дыма. — Если вы хотите узнать о возможностях заключения договора, нажмите единицу, или двойку, или…

— Колокольчик для звонков мне предоставят? — лукаво подмигнула я демонице. — И еще покажи, где циферки нажимать.

— Ёжкин кот! — заорала та, отлепляя от уха какую-то круглую штуковину. — Сколько лет! Сколько зим!

Дальше следовал десяток словечек, о забористости которых я могла только догадываться, ибо языка, на котором демоница выражала радость от встречи, отродясь не знала.

— Ты жива! А я еще думаю, какой чудак меня на яблочный сидр приманивает?

— А чего, у вас теперь другие напитки в моде? Хотя нет, не отвечай, еще засчитаешь за полноценный ответ…

— Предусмотрительной я тебя девицей воспитала, — улыбнулась Иравари. — Только я в честь долгожданной встречи договор о трех вопросах на сегодня отменяю. Спрашивай, что надо, чем смогу — помогу.

Необходимость осторожничать отпала сама собой. Я расслабилась.

— Больше всего меня сейчас интересует один мудреный артефакт…

Домна Димитру смотрела на своего единственного сына со смешанными чувствами. Сквозь материнское обожание и гордость — «поглядите, люди добрые, какого ладного молодца на старости лет воспитала», змеиным жалом пробивалась… печаль и какое-то мимолетное отвращение, с каким только может смотреть сильная женщина на демонстрирующего свою слабость мужчину.

— Дарина теперь от нас никуда не денется, — в который раз повторила она, будто роняя слова в пустоту. — Через несколько дней маг проведет обряд бракосочетания.

— Неправильно все это. Не ко времени, — жалобно тянул Михай надоевшую всем отговорку.

— Ты же мужик! — вдруг стукнул кулаком по столу маэстру Радулеску. — Обрюхатил бабу — женись. Это же тебе не клуша какая деревенская, а девка знатного рода…

Малый совет проходил в личных покоях домны Димитру, и допущены на него были люди проверенные, свою преданность доказавшие на деле и не по одному разу. За полукруглым тесаным столом кроме домны Димитру и ее непутевого сына сидели семеро бояр. Главный конюший, почтарь, библиотекарь и четверо ратников. Сотник Костин Радулеску вообще приходился досточтимой родным братом, и доверяла она ему как самой себе.

Михай никак не отреагировал на тираду дядюшки, продолжая рассеянно смотреть на огонь, который по случаю прохладного вечера велела развести в камине хозяйка.

— Голубь доставил ответ из Слатины.

Домна Димитру приняла у боярина Мокану, главного арадского почтаря, плотную трубочку послания и спешно развернула ее:

— Мареши присягнут тебе на верность. Слышишь, Михай! Не романскому бастарду, а тебе! Посольство уже направляется в Арад, чтоб принять участие в церемонии.

Удовлетворенный гомон собравшихся заставил Михая поднять голову. В голубых глазах боярина была такая пустота, что у домны Димитру невольно сжалось сердце.