Троянский кот - Далия Мейеровна Трускиновская
— Во-первых, я обул варадзи, — Бэнкей показал на свои плетеные сандалии. — А во-вторых, ты знаешь, что холода я не боюсь.
Его руки, как и в монастырских покоях, были обнажены по плечи.
— В-третьих, это не совсем обет послушания… — Бэнкей задумался. — Это не послушание как таковое, Остронос. Просто отец-настоятель обещал найти для меня Путь. Если он куда-то посылает меня — значит, это в первую очередь нужно мне самому. Как по-твоему, успеем мы перекусить, пока молодые господа со своей свитой не скроются из виду?
— Ты имеешь в виду ту компанию, что ночевала в монастыре? спросил Остронос. — А даже если они и скроются из виду, тебе-то что? Я подниму тебя на сосну, и ты вволю ими налюбуешься. Или тебя послали за ними вдогонку?
— Меня послали их охранять.
— И от кого же? Не от нас ли, вольных тэнгу? Или от горной ведьмы? Такие приятные и утонченные молодые господа — прямо лакомство для нашей старушки! — развеселился тэнгу и даже рассмеялся, сверкая мелкими острыми зубами.
— Сам бы я хотел знать, — сказал Бэнкей. — Отец-настоятель за версту чует нечисть. Что-то такое к ним привязалось, а он учуял. А что бы это могло быть — не сказал.
— Господа совсем еще молоденькие. Наверно, понравились здешним лисам, — тэнгу покачал головой. — Знал бы ты, Бэнкей, какими красавицами перекидываются наши лисы! Но особой опасности тут нет. Лиса сперва поживет с молодым господином в девичьем облике, а потом вспомнит про свои лисьи дела — и хвост трубой. Чтобы до смерти залюбить — такого наши лисички не вытворяют.
— Недавно померла старшая дочка здешнего наместника, — хмуро напомнил Бэнкей. — Уж не ее ли это штучки?
— Призрак для молодого человека, конечно, куда опаснее лисицы, согласился Остронос. — Всю жизнь высосет и выпьет. Ну, что, поднять тебя на сосну? Убедись, что там у них все в порядке, и сядем перекусим. Я тоже не с пустыми руками. Еще с осени мы запасли сушеную хурму.
Тэнгу ударил крыльями по воздуху и вспорхнул на ветку.
— Ого! — вдруг сказал он. — Бэнкей, никакой закуски не получится! Там у них страшная суматоха!
— Ну-ка, помоги, — спокойно попросил Бэнкей, протянув вверх мускулистую руку. С ветки свесилась покрытая серой чешуей нога — почти человечья, но с длинными когтистыми пальцами. Бэнкей поудобнее захватил эту ногу, чтобы когти сомкнулись на его запястье, и это встречное движение было для обоих, монаха и тэнгу, привычным.
Несколько раз хлопнув крыльями, тэнгу снялся с нижней ветки и перебрался повыше. Бенкея он усадил в развилку, не размыкая когтей, пока тот не устроился вполне безопасно.
— Однако и растолстел же ты, благочестивый наставник! — ехидно заметил Остронос. — А я-то думаю, с чего монахов в народе зовут жирными бездельниками… Ну, любуйся!
С высокой сосны действительно была видна странная суета вокруг повозки и носилок.
Кэраи спешились и окружили брошенные в снегу носилки, выставив перед собой обнаженные мечи и прицеливаясь в носилки из луков. Судя по движениям, они ударяли о мечи лезвиями своих ножей, хотя звон до сосны, понятное дело, не долетал. Кое-кто просто дергал тетиву, что обычно помогает против нечисти. Нарядная свита Фудзивара Нарихира улепетывала в одну сторону, носильщики Норико — в другую. Юкинари не мог сладить с перепуганным конем. А из покинутой всеми повозки выглядывал Нарихира и что-то кричал, только ветер не доносил его криков до ушей монаха и тэнгу.
— Что бы это значило? — спросил Бэнкей. — Они так перепугались, будто там, в носилках, по меньшей мере стая тэнгу!
— Стая не поместится, — возразил Остронос, — да и никто из наших в носилки не полезет. Потому что незачем. Гляди, гляди, отступают!
Очевидно, Нарихира взял власть в свои руки. Кэраи, пятясь, отходили к его повозке. Туда же подъехал Юкинари и прямо с седла соскочил в повозку. Не пряча меча в ножны, подошел Кэнске и, повинуясь жесту хозяина, присел на самый край, туда, где свешивалась нарядная циновка. Молодые господа и старый слуга, почти сталкиваясь лбами, что-то взволнованно обсуждали.
— А дело-то серьезное, — заметил Остронос. — Смотри, и старшего кэрая усадили! Я его знаю, он вояка опытный, не беспокойся — во всем разберется!
Но опытный вояка только тряс головой.
Нарихира кликнул одного из кэраев и послал его вдогонку за своей перепуганной свитой.
— Уж не залез ли туда ноппэрапон? — вдруг сообразил монах. — С этой нечистью я знаком! И управлюсь запросто! Они, чудаки, надеются его звоном мечей отогнать! Спусти-ка меня поскорее вниз!
— Ноппэрапон безобразничает по ночам, — напомнил тэнгу. — Днем его от человека не отличить. Лиловый гладкий шар вместо рожи и сотня глаз на икрах у него только в темноте появляются. Его действительно звоном мечей и тетивы от лука не проймешь. И каппе в носилках делать тоже нечего. Во-первых, все ручьи льдом затянуты, ему из воды попросту не выбраться. Во-вторых, каппа далеко от берега ни за что не отойдет. Да что же там, в носилках, за нечисть такая?!.
Другого кэрая Нарихира послал за носильщиками. Кэнске самолично, поскольку погонщик быка сбежал вместе с прочими, хлестнул красавца-быка и направил его прочь от носилок.
Бэнкей и тэнгу следили с сосны, как перепуганные люди собираются вокруг нарядной повозки, остановившейся по меньшей мере в пяти сотнях шагов от брошенных носилок, в которых угнездилась загадочная нечисть.
— Постой! — вдруг воскликнул Остронос. — Ведь с ними была девушка! Ее-то и везли в носилках! А в толпе я ее не вижу!
— Я тоже не вижу никакой девушки, — сказал Бэнкей. — Похоже, с ней-то и стряслась беда. А вовсе не с молодыми господами. Не думал я, что отец-настоятель так жестоко ошибется. Стареет, видно.
— С девушкой ничего не случилось, — вдруг заявил тэнгу. — Девушка жива и невредима.
— Откуда ты знаешь?
— Посмотри на носилки — и ты узнаешь то же самое!
Бэнкей отвел взгляд от перепуганной толпы, перед которой Нарихира держал беззвучную речь, и увидел Норико.
Она с трудом выбралась из носилок и, увязая в снегу, путаясь в тяжелых многослойных одеяниях, брела прочь — к лесу. Споткнувшись, она опустилась на колено и поднялась с большим трудом, но без помощи рук.
— Она что-то несет за пазухой, — сказал тэнгу. — Что-то тяжелое. Обе руки заняты.
— Оно тяжелое и шевелится, — вглядевшись, добавил Бэнкей. — Что же там у них стряслось?
* * *
А в это время Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари, забравшись в повозку, уже сердито