Вильгельм (СИ) - Лисина Александра
Я озадаченно замер, тщетно пытаясь выудить из памяти незнакомое имя, но когда из-за сугроба показалась большущая черепушка с ярко горящими зелеными фонарями вместо глаз, моя память все-таки дрогнула, зашевелилась и начала неохотно просыпаться.
Я на удивление четко вспомнил, как однажды, сидя в каком-то подвале, собирал это страшилище из всевозможных костей. Как скрупулезно их отбирал, сортировал, чистил. Потом рисовал на них защитные и много еще какие знаки… Как долго раздумывал, куда бы мне деть имитирующее заклинание. А в итоге запихал его не куда-нибудь, а аккурат на место отсутствующих мозгов, чтобы костяная гончая стала максимально похожа на настоящую.
Еще я вспомнил, как добыл этот самый череп.
Свою пещеру в горах.
Наставника и наши самые первые опыты.
Потом я вспомнил, как убил его и сжег на вершине высокой горы. А потом уклончиво рассказывал его сестрице слегка подправленную версию событий.
Ах да… Мор… мой призрачный компаньон. Хороший собеседник. Ловкий помощник. Непревзойденный разведчик… Его я тоже постепенно вспомнил. Как вспомнил и то, что некоторое время назад мы начали заниматься довольно важным делом. Правда, каким именно делом, память пока не сообщила. Но это было несущественно, потому что сейчас меня заботила не она, а неприятное сосущее чувство под ложечкой.
Кровь…
Да, кровь мне действительно нужна. Без крови моя активность еще долго будет недостаточно высокой. Поэтому я сел, ухватился руками за густую бурую шерсть заботливо притащенного кем-то зверя и, одним движением надорвав толстую шкуру, безошибочно отыскал место, куда следовало впиться зубами.
Насыщаться мне пришлось долго, с запасом. Причем не только кровью, но и сырым мясом, вкуса которого я совершенно не чувствовал. Ну а потом размеренное жевание и знакомое чувство тяжести в животе положительно сказалось на мыслительной деятельности, поэтому довольно быстро я вспомнил, кто я, как меня зовут и как оказался в этом странном месте в компании призрака и собачьего скелета.
Даман… Лазоревая долина… грифоны… удар и…
— Долго я спал? — уже нормальным голосом осведомился я, оставив в покое полуобглоданную тушу.
Мор заколебался.
— Почти три недели.
— А Кость здесь каким образом оказалась?
— Сама прибежала. Из Дамана. Два дня назад. По каким тропинкам — не спрашивай, но она сама нашла твое тело на дне ущелья, притащила сюда, а потом охотилась и поила тебя свежей кровью, пока ты не пришел в себя.
Я с некоторым трудом поднялся на ноги и, потерев онемевшие плечи, коротко потребовал:
— Отчет!
Мор тут же подобрался.
— Момент, когда тебя убивали, я не видел. Тот купол, который охраняет долину… в общем, как оказалось, ни тебе, ни мне не стоит к нему лишний раз прикасаться. Вернее, насчет тебя вопрос еще спорный, но нежить он точно не пропускает. Ни туда, ни особенно оттуда.
— Когда ты освободился?
— Когда твое тело сбросили вниз по кускам вместе с амулетом. Разбить они его, правда, все-таки догадались, но до тех пор, пока внутри тебя есть мои камни, я никуда не уйду.
Я опустил взгляд и, увидев следы от копоти на груди и на животе, поморщился.
— Они что, еще и сжечь меня пытались?
— Когда ты упал, тело еще дымилось, — подтвердил Мор. — Покромсал тот мужик тебя знатно, и он явно знал, что делал, когда сперва велел грифонам раскидать твои останки по всему ущелью, а сам попытался выжечь не только глаза, но и сердце.
— У меня нет сердца, — рассеянно отозвался я.
— Поэтому-то ты и восстал. Но если бы не Кость… Я же не могу далеко от тебя отойти. Тысяча шагов, не больше. А ущелье, как ты понимаешь, тянется намно-ого дальше. Я какое-то время думал, что остаток жизни проторчу на дне, — признался он. — Ты выглядел скверно. Первое время вообще никаких признаков жизни не подавал. А я ни зверя поймать, ни помощь привести не могу… но когда пришла Кость, я вздохнул с облегчением. Ведь если жива она, то и ты в каком-то смысле не умер.
— Что дальше?
— Потом она по очереди выгрызла из твоего тела все железки, и мы перенесли его сюда. По крайней мере, нас тут еще ни разу не заметили. Потом она побегала по ущелью и собрала остальные останки. Прижились они, правда, совершенно самостоятельно, причем совершенно без нашего участия. Даже голова на место приросла. Ну а дальше нам оставалось только ждать, когда ты очнешься. Так что на самом деле все не так уж плохо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я потер тонкую полоску свежего шрама на левой стороне груди, где еще недавно торчало чужое копье.
— А грифоны?
— Первые дни они постоянно над мостом летали. И люди из горы тоже туда наведывались. Потом успокоились. Видимо, убедились, что ты не воскреснешь. А сейчас, насколько я знаю, там снова тихо, но хотя бы раз в день грифоны облетают вокруг всего ущелья, и в это время мы стараемся не отсвечивать.
— Грифоны — это стража, они охраняют долину, — замедленно проговорил я, на пробу создав небольшой ручеек проклятия. То послушно отозвалось. Даже, пожалуй, быстрее, чем раньше. После всего, что случилось, его, наверное, должно бы стать меньше, однако вот уж и правда проклятие — самовосстанавливающаяся штука. И к тому же после смерти оно явно изменилось, потому что теперь я его не только чувствовал, но и мог сделать с ним все, что захочу.
Тем не менее от оставшихся проклятых камней я все же решил избавиться — почему-то после пробуждения они стали доставлять мне неудобства, и я вместо нескольких десятков камней решил оставить всего один. А остальное место занял своей обновленной, на диво послушной и, кажется, ставшей еще сильнее, чем раньше, тьмой.
— Вспоминай, — кивнул я призраку на горстку оплавленных, словно бы побывавших в жерле вулкана камней. — Вдруг меня еще раз кто-нибудь выпотрошит, и ты по глупости останешься совсем без души?
Призрак тяжело вздохнул.
За время моего отсутствия он, наверное, тоже об этом подумал. Но прежде чем он коснулся осколков и впал в такое же оцепенение, какое было у меня недавно, я пристально на него взглянул и тихо спросил:
— Что с Нардисом?
Мор не ответил. Только отвел глаза и махнул куда-то в сторону. Когда же я переступил через лохматую тушу, оказавшуюся самым обыкновенным мохноногом[1], и отодвинул в сторону виновато опустившую хвост гончую, то увидел наполовину занесенное снегом тело и ненадолго прикрыл глаза.
И все-таки дурак…
Слишком молодой, слишком самоуверенный, отчаянно безрассудный дурак, который отчего-то решил, что есть смысл умирать за меня. Даже защитить зачем-то пытался. Справедливости ему, понимаешь ли, захотелось…
И что теперь?
Наверное, если бы я настоял и оставил его тогда дома, он бы расстроился, но все же не превратился в кусок замороженного мяса. Для смертного это ведь уже окончательно. Смерть для него — это вечность. И Нардис без колебаний туда шагнул, искренне полагая, что делает это вместе со мной.
Сейчас, когда его сердце не билось, а на бледной коже не осталось ни единой кровинки, он, как ни странно, все еще не походил на безвозвратно ушедшего. Его лицо казалось спокойным и даже расслабленным. Закрытые веки были лишь слегка припорошены снежинками. Царящий в здешних краях холод сберег его тело, не пустив к нему ни гниль, ни грязь и навеки заморозив так и не начавшееся разложение. Так что, если оставить его здесь, он и через тысячу лет останется таким же, как сейчас. А если убрать торчащий из его груди обломок копья и прикрыть рваную рану, то и вовсе будет казаться, что он всего лишь надолго уснул.
Почти уверен — Нардис умер мгновенно, когда один из всадников метнул в него это копье. Оно пронзило сердце, сомнений в этом никаких не было. Ну а то, что других ран на теле не осталось, свидетельствовало лишь о том, что Нардиса как пришпилили к скале, не посчитав нужным забрать оружие, так он там и висел, пока умная, проворная, ловкая и тонко чувствующая мое настроение Кость не перегрызла древко и не вытащила обледеневший труп туда, где до него не дотянутся ни люди, ни звери.