Застрявший в Великой Пустыне (СИ) - Текшин Антон

Плату за наполнение тары никто не брал, но для этого следовало выстоять длинную очередь. За соблюдением порядка приглядывала парочка стражей с железными дубинками. Но не примитивными обрезками арматуры, какие при себе носило большинство оборванцев, а более специфическим изделием, напомнившим мне оружие американских копов. Палки имели защитные гарды странной изогнутой формы и оплетённые шнурком рукояти, чтобы орудие не скользило в руках во время работы.

Для самых нетерпеливых и страждущих ушлые перекупщики прямо на месте предлагали уже фасованную воду за скромное вознаграждение. Я поглазел немного на бурлящее столпотворение, вспоминая знаменитые очереди за «Айфонами», после чего двинулся дальше. Делать мне тут пока что нечего. Перед вылазкой я как раз высосал последнее, что ещё булькало в бутылке, поэтому жажда меня не мучила. В отличие от голода.

Кузницу я опознал ещё на подходе, хотя внешне она мало чем отличалась угловатых местных строений. Во-первых, оттуда доносилось частое лязганье металла, а во-вторых, на плоской крыше торчало сразу три высоких каменных трубы, исторгавших из себя клубы дыма. Весь посёлок не погряз в смоге лишь потому, что ветер уносил производственные выхлопы прочь. Зато где-нибудь в ближайшем ущелье наверняка было нечем дышать.

Эх, проверяющих из «Гринписа» на них нет… Вот уж кто пояснил бы им за экологию и «чистое» производство.

Внутри было жарко, шумно и повсюду носились полуголые потные мужики с железками. Вдоль стен громыхали какие-то громоздкие станки, от которых периодически сыпались искры, а в углу пылало жерло огромной печи, обложенной потемневшей каменной кладкой. Даже кирпичи здесь имели непривычное строение, напоминая приплюснутые строительные блоки.

Только с третьей попытки я смог перехватить одного из проносившихся мимо работников, но общаться нам пришлось на улице, чтобы хоть как-то услышать друг друга.

— Какого хера?! — вежливо поинтересовался тот, поигрывая огромными щипцами перед моим лицом.

Но я намертво вцепился в него и отпускать не собирался.

— Доброго здоровья, уважаемый. Меня прислал Инчи. Сказал показаться кузнецу, чтобы тот снял кандалы.

— А, бегляк! — сразу же сменил тон работник. — С той недели вашего брата видно не было. Ты один всего дошёл?

— Да.

— Жалко… Но что поделать. Стой тут, я за инструментами схожу.

— А ты, получается, кузнец? — обрадовался я, отпуская его на волю.

— Нет, я подмастерье. Но с одним бегляком никто из опытных возиться не будет, тем более у тебя — явный некомплект.

Он указал на отсутствующую у меня руку, после чего шустро скрылся в кузне. Но уже спустя минуту выскочил обратно, сменив щипцы на увесистый молоток и зубило.

— Пошли.

Мы направились на задний двор, где помимо кривоватого туалета (куда ж без них!) стоял небольшой сарайчик. Внутри стояла странная наковальня, с округлыми выемками по обеим сторонам, а на полках вдоль стен валялся всякий ржавый хлам вроде обрывков цепей и прочего металлолома. Подмастерье немного расстроился, узнав, что на моей уцелевшей руке тоже отсутствует браслет, но увидев ошейник снова воодушевился:

— Неплохо, очень неплохо! Имперская сталь, давненько не попадалась…

А уж кольчуга и вовсе привела его в дикий восторг. Он долго её щупал, качая головой и что-то бормоча себе под нос. Потом разглядел стянутые проволокой прорехи, и окончательно выпал в осадок.

— Слушай, от кого ты сбежал?

— Пустынные охотники, — выдал я стандартную версию, основанную на полуправде. — Это всё, что смог унести.

— Я слыхал, что они чокнутые на всю голову, но чтобы вот так… Зажиточные бродяги были. Надумаешь кольчужку продавать, иди сразу ко мне, другие точно надурят! Качество у неё отменное, я такое чёткое плетение в первый раз вижу.

— Что же тогда её могло прорезать?

— О, лучше бы тебе это никогда не узнать! У нас таких клинков точно нет.

— Тогда, пожалуй, оставлю-ка её у себя.

— Так-то оно так… Только не показывай нигде, больно дорогая вещица. Здесь тебя никто не тронет — за такое наказывают жестоко. А вот если высунешься наружу, то пеняй на себя.

Я припомнил, как жадно пялились на бронемайку стражники, и понял, что предупреждение вышло несколько запоздалым. К завтрашнему утру про меня будут знать все желающие, если ещё не раньше.

Тем удивительнее, что пришлому чужаку позволили унести подобную вещь с собой. Видимо, репутацией здесь действительно дорожат. Но до каких пределов?

Пока я размышлял над этими животрепещущими вопросами, подмастерье поочерёдно избавил мои лодыжки от браслетов, и занялся ошейником. Для чего мне пришлось буквально положить голову на странную наковальню, напоминающую плаху палача-садиста. Зафиксировав меня в одном из специальных углублений, работник снова взялся за инструменты. И на этот раз мне пришлось действительно пострадать.

Каждый удар молота по зубилу гнал колкую волну по всему позвоночнику, а уж под сводом черепа так и вовсе что-то похрустывало. На шею нестерпимо давило, а зубы приходилось сильно сжимать, чтобы не прикусить себе чего-нибудь. Продолжалось истязание около трёх минут, и под конец я едва не потерял сознание. То ли помощнику кузнеца не хватало мастерства, то ли пресловутая сталь отказалась так просто отпускать меня на свободу.

Когда проклятый ошейник наконец отстегнулся, я безвольно сполз к основанию наковальни. Перед глазами всё плыло, временами накатывала тошнота, а в висках продолжало громко стучать. И ещё отчаянно не хватало воздуха, заставляя широко разевать рот при каждом вздохе. Будто меня пытались придушить, да бросили это дело на полпути.

— Крепко тебя заколотили! — довольно улыбнулся подмастерье. — Причиндалы я у тебя забираю в качестве платы за работу. С металлом у нас туговато, так что, если найдёшь чего-нибудь путного в горах, смело неси сюда. Дадим хорошую цену.

Закончив с рекламной частью, он выволок меня наружу и запер сарай. Петли местные жители отчего-то не жаловали, поэтому все двери здесь были раздвижными, словно у шкафов-купе.

Свежий воздух подействовал на меня благотворно, и я смог прохрипеть уже практически в спину уходящему работнику:

— Эй! У вас делают протезы?

Мой вопрос изрядно позабавил местного, и минуты две он истерично ржал, вытирая выступившие слёзы. Даже умудрился уронить на землю один из браслетов.

— Ну ты даёшь! — отсмеявшись, всхлипнул он. — Мы что, похожи на механический цех? Нет! Молчи, деревня, а то я с тобой работу сегодня точно не закончу. Вали к жукам, если они ещё не закрылись. Это дальше по дороге, ты сразу их увидишь. Но кольчугу им не вздумай продавать, понял? И вообще, никому!

С этим напутствием он оставил меня любоваться прекрасным закатным небом, где набирали яркость обе Сестры. Спустя минут пять головокружение начало отступать, хотя горло всё ещё саднило. Я поднялся на ноги и надел снятое накануне экзекуции пончо, скрыв драгоценную кольчугу. Продавать её в мои планы не входило, даже в свете нависшей угрозы. Однажды она уже спасла мне жизнь, и вряд ли впереди меня ждёт безоблачное будущее. Этот жестокий мир беспощаден к слабым.

А я пока что силён исключительно духом.

Поэтому не стал давать себе никаких поблажек и побрёл в указанном направлении, пошатываясь от головокружения. Вот уж действительно — свобода пьянит не хуже алкоголя! Но несмотря на качку, чувство было такое, будто к ногам приделали крохотные крылышки. Казалось, стоит оттолкнуться от глинистой земли чуть сильнее, и я улечу вверх. Как же хорошо ходить без утяжелителей и хомута на шее…

Ради этого определённо стоило помучиться. Кстати, а как там моя Устойчивость поживает?

Осенённый этой мыслью, я полез в собственные ТТХ и с удивлением отметил, что она достигла девятнадцати единиц. Соответственно, на единичку подросли и сопутствующие значения болевого порога и сопротивления физическим повреждениям. Самое любопытное, что прогресс случился не когда-нибудь, а именно после экзекуции с наковальней. Да и в себя мне удалось прийти подозрительно быстро. Помнится, после очередной разбитой машины во время обучения гоночной езде мои мозги ещё пару дней вставали на место.