Зловредный старец (СИ) - Герасимов Алексей "Сэй Алек"

– Если вы, государь, подтвердите право Обители Святого Солнца выпускать свою газету, – вновь подал голос Главный министр, – то за этим, надо думать, дело не станет.

Экий все-таки Йожадату консерватор и ретроград. Не даром я на его место хочу пропихнуть человека широких, на совместную варку каши, взглядов. Его «Вестник богов» ведь, по формату, запросто переплюнул «Царский глашатай», и это при том, что я, давая инструкции, газетное дело себе представлял, в отличие от.

– Ну как я могу отказать в этом тем, с кем прожил бок о бок долгие годы? Братия меня не поймет. – сокрушенным тоном произнес я и покачал головой. – Передайте отцу Тхритраве мое дозволение. Плата за разрешение на год вперед, из вот этой вот суммы и исходя, сдает пускай наместнику Запоолья.

Я кивком указал на кошель.

– Светские издания, не осененные благодатью Святой Реликвии стоить будут, конечно, дешевле… Разработайте, голубчики, гибкую систему оплаты, в зависимости от размера, частоты издания, печатная или рукописная и всего прочего. Да, еще вот что. Подготовьте указ, что перепечатывая новость из другой газеты необходимо указывать откуда взята информация – например писать «как сообщает газета такая-то» или любой иной подобной фразой. Так мы легко сможем найти источник какой-нибудь вредоносной клеветы или, положим, ереси. Штрафов за неисполнение указа не надо, просто пропишите, что если что-то нехорошее в их издании найдется, а указания на источник нет – издатель несет полную ответственность как если бы он сам совершил преступление. Даже, – я указующе воздел перст, – если виновник затем и сыщется. Ну и стоит упомянуть, что если ссылаются на источник, а в нем ничего подобного нет, то наказание за подобную проделку удваивается.

Мнда, эдак скоро придется заводить министерство печати с лицензионным отделом, цензурой и всем прочим… Только выйдет ли оно в Ашшории хотя бы на самоокупаемость? Что-то сомневаюсь.

– Возможно, небольшой штраф все же ввести? – осторожно возразил казначей. – Просто чтобы сразу приучить к порядку.

– Понимаю твое желание пополнить казну, да только представь – напишут несколько газет об одном и том же, сами, независимо друг от друга получив информацию, и дальше что будет, знаешь? – я усмехнулся. – Они пойдут к судье, требовать чтобы их конкурентов оштрафовали. Раз сходят, другой, а потом у нас все суды будут такими кляузами завалены. Пощади уж слуг Аша-Вахишта[35] – им и так работы выделено столько, сколько от меня до Царя Обезьян пешком идти. Расскажи, лучше, еще чего-то хорошего. Или ты уже закончил?

– Почти, государь. Но не совсем. – ответил Триур. – После победы над заками и нашим воинам, и Черным Кабанам, достались стада неприятелей. И, хочу отметить, весьма обильные стада. Кое-что раздали поселенцам, что-то забрал хан Гнур и его люди, но и для них это оказалось чересчур много. Даже с учетом доли Белых Котов. С солью в Мышкином княжестве негусто, разом столько съесть невозможно, потому преподобный Валараш повелел отогнать трофеи в Аарту. Многое, конечно, распродали по дороге, но и до нас дошло изрядно, так что и в столице, и на всем пути следования, мясо на некоторое время упало в цене, за что жители ваше величество славили, а казне все равно случился прибыток, просто от того, что товара было продано больше. И, на сегодня, последнее о чем хотел бы доложить. Из-за начавшихся штормов один холкас с зерном не успел отправиться в, гм, Колодники…

– Да называй уж полностью. – махнул рукой я. – Чего стыдного мне в том, что город называется Лисапетовы Колодники, коли именно они там и проживают?

– Извините, государь. – смутился казначей. – Я подумал, что такое название может покоробить ваш слух.

– Ничего страшного, живут же как-то люди со слуховым рожком. Так что там с холкасом?

– С ним все прекрасно, но это ненадолго. – подал голос Морской воевода. – «Морской заяц» построен из сырого дерева, и до весны просто сгниет. А раньше до Лисапетовых Колодников его даже я вести не возьмусь, вот князь Эшпани холкас, вместе с грузом, скарпийцу Хуибу Бастиаану и продал. Вдоль безопасного берега, где можно в любой бухте укрыться не опасаясь быть ограбленным, до Питусы он «Попрыгунчика» доведет.

– За зерно тот дал хорошую цену – известное дело, в Скарпии его вечно не хватает, – вернулся в беседу князь Эшпани, – но и сам корабль взял не по цене дров, а за половину стоимости доброго судна. Посредником в деле выступал ваш сват, повелитель, Вартуген Пузо.

– Вот оно что, Вартуген… – ответил я.

А я-то думаю, отчего все звучит-то так замечательно? Полная цена в период, когда из Ашшории морем шиш чего куда вывезешь, цена за плавучий дровяной сарай почти как за нормальный корабль… Никак вражеского резидента вычислили? Но, раз отпускают, либо уверены что он ничего ценного не узнал, либо скормили ему первостатейную дезу.

Вслух я это произносить, конечно, не стал – далеко не каждый министр-то в курсе, кто у нас по разведке или контрразведке служит, и озвучивать совсекретку при всем кабинете – я еще не настолько выжил из ума.

– Ладно, зерно у нас сейчас, конечно, товар стратегический, но в корабле бы сгнило, а до весны в Аарте все одно бы не долежало. Съели бы.

– Или тоже сгнило. – добавил Штарпен. – Я этим каторжанам, государь, старое отправляю, которое полежало. Им и оно как рыба с небес.

Событие, приключившееся на свадьбы Нварда и Тинатин быстро обогатило речь ашшорцев, заменив такие, ранее просто отсутствовавшие, земные обороты как «и то сахар» с «манна небесная».

– Не совсем уж гнилье, надеюсь? – про то, что это тут за Хуиб такой нарисовался, мы с Главным министром позже поговорим. – Им вообще-то еще город строить и строить, да при этом недурно заодно и оборонять. Они у тебя там не передохнут?

– Да что я, государь, совсем изверг что ли? – щеки толстяка затряслись, губы-вареники зашлепали, а сам он начал покрываться испариной – не знал бы про его болезнь, проявляющуюся в минуты душевного раздрая, решил бы что со страху. – Люди все же…

– Ну полно тебе, полно князь, не обижайся на старика. – я со вздохом повернулся к казначею. – С радужными перспективами все?

– По сути – да. – ответил тот. – Единственное, с конкурса певцов ожидается некоторый прибыток, но, по сути, не столько от сборов с посетителей, сколько от продажи сопутствующих товаров и, возможно, выбора победителя – народу нас азартный и, как мы теперь выяснили, до голосований по самому разному поводу охочий.

За последние несколько месяцев в городах Ашшории успели пройти по одному-два плебисцита рублем и результаты оказались весьма для моей мошны приятными. Впрочем, чересчур часто такую развлекуху я запретил, дабы не приелась.

– Также я взял на себя смелость договориться с гильдией переписчиков. – продолжил Триур. – Если действо вызовет у народа достаточное воодушевление, то запустим в печать книгу с текстами участников – такую, чтобы слева на развороте была гравюра с изображением исполнителя, а справа песня. Если же восторги будут умеренными, ограничимся только партией рукописных и богато изукрашенных пергаментных книг, для эстетов и коллекционеров. Вот теперь, повелитель, у меня все.

– Молодцы, значит справитесь… – произнес я с интонацией Карцева[36].

Его исполнение номера про изыскание дополнительных резервов (а мы тут сейчас именно этим и занимались) на ликеро-водочном заводе мне всегда нравилось больше любого другого варианта этой сценки.

– Ну что же, на этом все. – подвел я итог заседанию кабинета. – И, однако, буквально за несколько минут до начала нашего собрания пришло сообщение из Дамуриани. Князь Штарпен, озвучь скорбную весть ты.

– С тяжелым сердцем сообщаю всем присутствующим, что Ашшория понесла невосполнимую потерю. Друзья, увы нам, Смерть забрал из нашего круга достойнейшего из мужей, долгие годы своей жизни посвятившего служению своей стране. – в одеон бы тебя, трагические роли играть! – Тонай Старый соединился с Солнцем.

За столом воцарилась мертвая тишина – министры переглядывались, не зная как на случившееся реагировать. С одной стороны, старика мало кто любил, да и с должности Главного министра он сразу по моему воцарению ушел, что знающим людям неслабо сигнализирует, а с другой, в опале вроде бы не был, слово о нем от монарха никто (ну – почти никто, но эти тем более будут молчать в тряпочку) дурного не слыхал, так что как реагировать на известие царедворцы решительно не понимали.