Расколотый Мир - Гилман Феликс
Малая, пока еще ясная часть ее разума говорила: это погружение в дисассоциативное состояние, вызванное шоком и травмой. Ты сходишь сума, Лив. Опять.
Она не согласна! Это мир оказался слишком сумасбродным — миром изломанных форм, бессмысленной тревоги, ужаса и хаоса, скрытых за фасадом рациональности .
Другая часть ее разума анализировала ситуацию. Это политическое событие. Веха истории. Кокль — агент Стволов. Значит, люди, преследующие его, слуги Линии. Или наоборот. Ты не важна. Стало быть, важен Генерал. Исполняется чей-то замысел. Ох, Лив, на твоих глазах творится сама История.
Она не согласна. Ситуация лишена всякой логики.
Но еще одна часть ее сознания молчала, ибо давно покинула ее тело, погрузившись в мечты об Истории, — плыла по красным равнинам Запада, наблюдала его войны, его горькие предания, терялась среди крови, битв, уничтожения и сумасшествия. Ложь «Истории Запада для детей» — прогресс, благие цели, добродетель — раскрылась, явив миру ужас. Четыреста лет Великой Войны. Лив ныряла все глубже в поисках смысла — минуя политику, минуя кровавое падение Республики, минуя битву там-то, сражение сям-то и четыреста лет жестокости к Первому Племени, а порой и жестокости самого Племени, — и вернулась в первую колонию при Основании, которая теперь казалась ошибкой: испуганную колонию, укрывшуюся за своими стенами от враждебных лесов, диких, мрачных и шевелящихся...
Кокль снял ее с лошади, поставил на землю. Ноги Лив подкосились, и она осела в жидкую грязь. Открыла глаза. Холодная ночь и сосны кругом. Острые иглы впивались в ладони. Она не знала, где находится, и сколько времени уже миновало.
Вырвав кляп изо рта, Лив закашлялась и сдерживала рвоту, пока изо рта тонкой струйкой не побежала слюна.
Лошадь огромной тенью нависала над краем соснового леса. В нескольких метрах от нее неподвижно сидел Генерал, привалившись к сосне. Кокль стоял над нею и улыбался. Он протянул РУКУ:
— С вами все в порядке, доктор?
Она посмотрела ему в глаза. Он продолжал улыбаться.
Она поклялась себе, что не станет никого умолять.
И взмолилась:
— Прошу вас, мистер Кокль, отпустите меня! Я ничего не знаю. У меня ничего нет. Я не могу вам помочь и только задержу вас. Я не местная и...
— Доктор.
— И никто не заплатит вам за мое освобождение. Отпустите меня, мистер Кокль, я скажу вашим преследователям все, что...
— Доктор!
-— Пожалуйста, мистер Кокль.
— Зовите меня Кридмур. Кокль был хорошим парнем, но его больше нет. Вставайте.
— Значит, нет?
Он опустил руку и печально мотнул головой:
— Если бы вас поймали наши преследователи, вы бы не стали им врать. Не сочтите, что я вам не доверяю или сомневаюсь в ваших добрых намерениях. Но им никто не соврет. Их способы ведения допроса куда методичнее наших. И то, что останется от вас после допроса, к сожалению, уже нельзя будет назвать вами, доктор. Так что все это теперь — наше с вами общее дело.
— Какое дело, мистер Ко... Кридмур? Какое?
Он махнул рукой неизвестно куда:
— Вот это все! Великая Война. Теперь мы сообщники, доктор. Вы конечно же поняли, на чьей стороне оказались, — я слишком симпатичен и галантен для линейного. — Он сел лицом к ней, прислонившись спиной к дереву, и принялся сворачивать самокрутку. Посмотрел на нее и улыбнулся: — Свои пороки я привез с собой. Извините, что забрал вас с собой без предупреждения. Видимо, вам не хватает вашего успокоительного? Не волнуйтесь! В Гринбэнке мы встретимся с моим старинным другом Франтом Фэншоу, и он предоставит вам столько опия, сколько нужно, чтобы перенестись с нами обратно на Восток, если вы того пожелаете. Вот вам еще один повод остаться со мной.
— Успокоительное — это лекарство, Кридмур...
— Как скажете.
Он прикурил, затянулся и тут же затушил окурок пальцами:
— Сегодня, увы, никакого света или огня.
— Зачем я здесь, Кридмур?
— А зачем все мы здесь? Мне тоже не все сообщают, доктор. Хотя перед тем, как начать службу Делу, всякий думает, что его посветят во все тайны мира. — Он указал на Генерала, который тихо бормотал что-то бессмысленное, уставившись на свои ноги: — Старый дурак хранит тайну. Он что-то видел, что-то делал, где-то бывал. Он знает, что существует некое Оружие. Больше я ничего сказать не могу. Тайна похоронена под руинами, в которые враг превратил его разум. — Он похлопал по пистолету на бедре: — Привычные мне методы ведения допроса здесь неэффективны. Вот я и подумал: «Доктор А. — умная женщина». Я читал ваши записи. Ни черта не понял, но такому простаку, как я, они показались весьма разумными. И потому я хочу, чтобы вы его исцелили, Доктор. Логичное желание, не так ли?
— Я не знаю, как его исцелить, Кридмур.
— Попробуйте.
— Я не знаю, как.
— Я верю в вас.
Генерал неожиданно вздрогнул.
— Холодно сегодня, — сказал Кридмур.
Он подошел к своему мешку, вытащил грубое шерстяное одеяло, взятое из Дома Скорби, и обернул им плечи старика:
— Простите, доктор. Я захватил только одно одеяло. Не очень благородно с моей стороны, но уверен, вы согласитесь, что пациент важнее всего.
Он вытащил из мешка веревку и привязал лодыжку Генерала к дереву.
— Чтобы не потерялся, — ухмыльнулся он. — С вами поступать подобным образом, конечно, нужды нет. Я оскорблю вас, если решу сделать что-либо подобное. Но учтите: у меня чуткий сон.
Он лег на спину и заложил руки за голову.
— Ложитесь спать, Кридмур? А как же...
Он приподнял голову:
— Линия, Доктор. Произнесите это слово вслух, ничего страшного не случится. Или, по крайней мере, ничего, чего не случилось бы и без вас.
— Линия, Кридмур. Разве они не...
— В Гринбэнке мы встретимся с моими друзьями в отеле «Гранд Хауэлл». За всех ручаться не могу, но Франт Фэншоу — по-своему хороший человек. Однако мы не можем въехать в Гринбэнк вот так, втроем на одной лошади. К тому же на вас траурное платье. К югу, за краем обрыва, куда я вам ночью ходить не советую, есть фермы. Утром пополним там запасы. Спите, пока можете, доктор.
Он опустил голову и тут же захрапел.
Лив никогда не видела, чтобы кто-то засыпал так глубоко и быстро. Неужели у него нет разума? Впрочем, Ствол на бедре под его рукой не спит...
Не спала и Лив. Она сидела, прислонившись к дереву и обняв колени. Прислушивалась к звукам погони. Холодало.
Успокоительное у нее все-таки оказалось с собой: на три четверти опустевший флакончик, который она всегда носила на шее — не дай бог что случится с пациентами или с нею самой.
Развести лекарство не было воды, поэтому она позволила густой капле медленно опуститься на кончик пальца и быстро слизнула ее. Под приторным лекарством ее палец хранил на себе вкусы пота, земли и хвои. Язык зачесался, потом онемел. Разум оцепенел.
Она еще никогда не принимала успокоительное неразведенным. Мир накрыло зеленой волной безмятежности. Она спала.
— Проснитесь... — Кридмур тряс ее за плечо. — Просыпайтесь!
Была еще ночь. Вокруг по-прежнему вздымались сосны.
— Вы это слышите?
— Я ничего не слышу, Кридмур.
— Да... Вы и не услышите. Но они близко. — Он вглядывался в что-то невидимое вдали. — Они уже близко. Идем.
Они двинулись в путь в ночи. Куда и зачем — она понятия не имела.
Утром они вошли в деревню — безымянную россыпь домишек и ферм у подножия бурого каменистого холма.
— Они на время потеряли нас, доктор. Но мы должны быть осторожны. Помните, доктор: если нас поймают — я умру, а вас захватит Линия, и вскоре вы тоже умрете. В голове старого Генерала их машины просверлят дыру и добудут из нее все тайны. Мне ужасно хочется жить и быть свободным. А вам?
Она кивнула.
Он улыбнулся:
— Отлично. Значит, я могу доверять вам, и когда мы войдем в деревню, вы не станете поднимать тревогу. Если начнутся беспорядки, мне придется прибегнуть к насилию и принести людям несчастье. Тогда это будет ваша вина, доктор. —- Он оглядел ее с ног до головы. — Мы можем представиться мужем и женой, Лив. Я могу называть вас Лив? А Генерал — ваш старенький дедушка по той линии, где меньше блондинов. Подробности придумаю на месте. Идемте.
