Татьяна Тихонова - Граница

Я помедлила, потом быстро выдернула руку с кольцом из кармана, и сунула ему почти под нос, он вздрогнул и попятился, разглядев камень.

— Что-нибудь еще? — спросила я, раздумывая, достать золотую сову или нет.

— Достаточно… Как вас звать? — в скрипучем голосе гоблина послышалась почтительность.

— Ася… — коротко ответила я.

— Ася… — недовольно повторил он, — ну уж нет, в вашем роду таких имен нет, — пояснил он. — Давайте подумаем, как зазвучит это имя в вашей родословной…

— Асеола, — нехотя проговорила я, — мне рассказывала бабушка, что ее бабушка просила, если родится девочка назвать ее этим именем, все женщины у нас звались или Ася, или Аля…Кто захочет зваться так странно! Оказывается, так она через почти два века передала свое имя… мне…

— Это была очень умная женщина, о ней у нас ходят легенды, и ее, действительно, звали Асеола… Ты бесспорно наследница Трувора… Ну что ж, сейчас мы зачитаем завещание, впервые причем, потому что на момент смерти великого эльфа никого из наследников не было, а потом убедишься в сохранности твоего наследства и поставишь свою печать… — увидев мой вопросительный взгляд, он пояснил, пожав плечами, — твой перстень.

Обернувшись к своим шкафам до потолка, он подошел ко второму от окна, и быстро вскарабкался на самый верх по приставной лестнице. Выхватил какой-то свиток, подняв такую пыль, что Филимон громко чихнул, и, бросив его вниз, стал спускаться. Мне, чтобы свиток не уронить, пришлось сначала его остановить в воздухе, и только потом, поманив, взять в руки. Я видела, как гоблин, следя за моими движениями, молча, сам себе кивнул головой. "Проверяет…" — подумала я, разворачивая потемневшую рукопись.

Язык эльфов, эти старославянского вида буквы были мне уже знакомы, но читала я их медленно.

"Я, Трувор, эльф из рода Совы, завещаю своей дочери Асеоле все свое нажитое имущество…"

— Мне рассказывали такую байку, — проговорил Прат, сидя уже в кресле и посмеиваясь, — что старик сначала написал, что мол завещаю все… Асе, которая придет за наследством через двести лет, ну решили, что дед выжил из ума, сидя в своих лесах на севере, а вот поди ж ты и правда…

Видя, что я уже прочитала, он поднялся и пошел в глубь комнаты, пригласив меня следовать за ним. Здесь возле стены вниз уходила широкая лестница, и я подумала, что, наверное, у Прата есть очень крупные клиенты. Пройдя немного по ней, стало понятно, что лестница просто висит в воздухе в каменном мешке. Зажегся яркий свет, подтвердив мои подозрения насчет пустой пещеры. Прат неторопливо хлопнул правой рукой по левой ладони, еле заметно шевельнув губами, и из воздуха проступили очертания ниши в каменной стене, заставленной сундуками, пыльная табличка на стене гласила, что все права управления и ответственность за имущество Труворов принадлежат г-ну Прату.

Еще раз, хлопнув рукой об руку, гоблин выманил из воздуха толстый свиток.

— Опись… — важно произнес он, протягивая ее мне.

Тут же, впрочем, передумав, он развернул хрустящий лист и пробежал по нему глазами, потом кинул взгляд на сундуки и недовольно на этот раз хлопнул руками. Два сундука проплыли у меня перед носом и тяжело приземлились в нишу с моими богатствами. Вручив, наконец, мне свиток, он распахнул крышки сундуков и я, можно сказать, обалдела. Видя мое замешательство, Прат кашлянул:

— Завоеванное в походах, Трувор почти ничего не брал отсюда. Здесь миллион рублей эльфийских, — поправился он, — …золотом, вообще, все вместе оценено…

Я уже не слушала его слова, увидев вдруг что-то, напомнившее мне карту, такие же были у Нестора Младшего.

— Мне нужны деньги… — проговорила я, — и вон та карта…

Гоблин понимающе кивнул, и уточнил:

— Сколько?

— Чтобы жить… — коротко сказала я, ну не знаю я, сколько стоит их жизнь.

Умный старик меня понял и кивнул головой.

Уже через полчаса я шагала по дороге от дома Прата, ощущая приятную тяжесть мешочка с золотом, карта была у меня в руке, и раздумывала, не начать ли мне прямо сейчас тратить все мои деньги.

3

Да, хождение по магазинам никогда не доставляло мне удовольствия, поэтому, пройдя по трем лавкам с обувью и одеждой, я вышла оттуда с твердым намерением больше туда не возвращаться, правда, не только с ним. В руках у меня были свертки с моими любимыми свитерами, замечательными струящимися рубашками, даже одно платье… На мне сидел, как влитой, длинный, кожаный плащ на меху, перетянутый поясом, легкий как перышко, не знаю, правда, почему, и высокие мягкие сапоги. Когда мне подставили зеркало, я сделала вид, что мне все равно, хотя было не по себе, так понравилось, и, расплатившись, вышла на улицу.

Никуда не хотелось идти больше, но Филимон надоедливо гундел в кармане про Погребок. Поэтому через несколько минут, я, вернее мы, уже сидели за деревянным столом в полутемном зале небольшого погребка, раскланиваясь с совершенно незнакомыми улыбающимися мне эльфами, гномами, гоблинами, даже с одним великаном. Осторожно оглядываясь, я с удивлением отметила, что здесь очень даже ничего.

Сказав об этом Филимону, я вызвала на его лице довольную ухмылку:

— А я что говорил? Да здесь сама Фея бывала, а К… Светлый и подавно…

Пиво с домашними колбасками и черным хлебом нам принес быстро шустрый гоблин, зыркая по нашим лицам хитрыми глазами. Столики почти все были заполнены, и, похоже было, что все чего-то ждут.

Рядом с нами сидела компания эльфов, чуть поодаль гномы, сдвинув два стола, шумно переговаривались, еще дальше — у стены расселись эльфы побогаче, их золотые цепи и кольца поблескивали в полусумраке, гоблины справа вели себя вызывающе, и пьяные голоса из-за этого стола звучали все громче…

Пока я разглядывала публику, проглотив колбаски с душистым хлебом и темным пивом, надо признать, такого ни разу не пробовала, в зале стало тихо. Сначала я не поняла почему, а потом совсем неожиданно полилась музыка… Заныла скрипка, ей вторила гитара, звук шел сзади и обернувшись, я увидела двух эльфов в дорожных плащах, их распущенные длинные волосы падали прядями на глаза, на плечи, их тени метались по стене вслед за порывами музыки, которая, все усиливая натиск, пробирала до глубины души… Чтобы эти два инструмента звучали вместе, я не слышала никогда! Такая сила была в этой музыке, она буквально расплющивала душу, проникая во все ее закоулки, перебирая все ее струны… и слов не надо, подумала я, онемев от потрясения.

Народ замер на последних аккордах и взревел! Два молодых эльфа, устало улыбаясь, говорили что-то на непонятном языке, кто-то переводил, но ничего не было слышно… А потом они снова играли, и снова, и снова их просили и просили…