Анатолий Махавкин - За дверью

— Не соврал, — я обнял и поцеловал девушку, — так вот, где ты пропадала всё это время, гоняла колоритных шейхов по горам. А я уж было скучать начал.

— Не ври, — она хлопнула меня по губам, — но ты так и не ответил: куда держишь путь?

Я пояснил и Наташа, которая на протяжении всего рассказа всё выше поднимала брови, глубоко задумалась. Потом щёлкнула пальцами и два мальчугана в пёстрых костюмах шутов, со всех ног бросились к хозяйке, заглядывая ей в рот так, словно там притаилось нечто невероятное.

— Поставить в стойло, прочистить и накормить, — негромко приказала девушка и вдруг схватила одного из паяцев за кудри, да так, что тот взвыл от боли, — ещё раз отсыплешь корм — убью на месте.

— Хозяйка, богом клянусь, такое больше не повторится! — из глаз мальчика ручьём хлынули слёзы и дёрнув ещё раз, Наташа отбросила его в сторону.

— Мелкое ворьё, — пояснила она, пока мы преодолевали задний двор, густо поросший роскошным сорняком, — интендант просто поражался: в один прекрасный момент Мали начал потреблять фуража в два раза больше, чем раньше. Думала, может паразитов каких подхватил, так нет, по виду ни единого следа болезни. Хорошо напарник этого говнюка успокоил: рассказал, как его товарищ корм отсыпает да продаёт.

— Почему не убила? — равнодушно поинтересовался я, — думаешь исправится? Веришь в человеческую породу?

Девушка рассмеялась и прижалась ко мне, благоухая весенним садом и ещё чем-то тонким, едва различимым.

— Нет, конечно, — её пальцы переплелись с моими, — маленькое дерьмо из семейства потомственных конокрадов и десяток поколений его предков выжило исключительно на воровстве. Думаю, это у него в крови, но он лучше кого бы то ни было разбирается в лошадях и если его периодически лупить, постарается сдерживать инстинкты.

Солдаты у ворот отдали нам честь и поспешили освободить проход. Тут идти совсем недалеко, даже в город выходить не нужно. Кафедральный возводился при Медведко Первом, изначально планируясь, как резиденция Корийского наместника и лишь после отделения от империи и строительства королевского дворца, превратился в собственно кафедральный собор.

Каменные орлы с уродливыми шипастыми головами, обсевшие ребристые колонны, слепо взирали вниз своими тусклыми глазами, а монстры, поддерживающие купол крыши, раскрывали клыкастые пасти и напрягали мускулистые лапы, точно ркрыша должна была вот-вот рухнуть вниз. Сейчас такой красоты уже не возводят, считая украшения дорогостоящим излишеством. А мне, наоборот, очень импонировал подобный стиль архитектуры.

— Слышал историю про горбуна, живущего на чердаке кафедрального? — поинтересовалась Ната, кивнув вверх, где самое большое и уродливое чудовище пыталось раскрыть каменные крылья.

— Как он влюбился в бродяжку-танцовщицу, а кардинал Люсень приревновал и замучил бедняжку до смерти, — я кивнул, — очень трогательно, особенно та часть, где горбун прикончил святошу и подох от любви. Кстати, а что на самом деле приключилось с этим Люсенем? Забавно, но нигде нет даже упоминания о том, куда исчез попик.

— Ты прикончил старого пердуна. По просьбе Симона, — я удивлённо прихрюкнул, — угу. А историю про горбуна придумала много позже Оля. Сказала: красиво.

— Красиво, — согласился я и огляделся, — а ну, давай-ка замаскируемся, у меня есть одна идея.

Двор перед порталом оказался относительно пуст, если не считать пары горожан под раскидистыми деревьями. Преклонив колени, посетители прижимались лбами к изваяниям орлов, специально установленным для уличных молитв. Они, да ещё монашка у ворот, которая подрёмывала над крошечным лотком с церковными атрибутами, вот и всё. Никто из них не обращал на нас внимания.

Преобразовав одежду в длинные серые плащи с большими капюшонами, в каких обычно ходят путешественники, мы проследовали через колоннаду портала. Наташа, не задерживаясь, прошла внутрь, канув в сумрак собора, а я остановился, подозвав неприметного человечка в коричневом балахоне послушника. Отсыпав в протянутую ладонь загодя заготовленные монеты (глаза у монашка округлились) я прошептал ему в ухо пару фраз и пошёл следом за спутницей.

Когда то я уже был здесь, но очень давно. Правда все воспоминания ещё не успели выветриться до последнего, поэтому я мог с уверенностью сказать: внутри произошли значительные перемены. Стало заметно чище, убрали рассохшиеся скамьи, где по примеру Корийской Церкви прихожане слушали молитвы, заменив их огромной светлой площадкой из свежего леса. Повсюду горели свечи, наполняя собор странным дрожащим сиянием, в котором лики святых с образов сочувственно взирали на посетителей.

Здесь тоже почти никого не было: пара женщин в платках да однорукий мужчина стояли на коленях перед иконами и тихо бубнили себе под нос. Десяток служек перемещались вдоль стен, заменяя сгоревшие свечи и протирая пыль. И ни малейшего признака бесчисленной рати зловонных калек, путавшихся прежде под ногами. Не знаю, куда их убрали, но их отсутствие не могло не радовать.

Наташа повернула ко мне странно осунувшееся лицо.

— Здесь, — она помолчала, а потом закончила, — спокойно.

Я только пожал плечами и направился в сторону исповедальных кабинок, где уже несмело махал рукой купленный мною служка. Исповедальни — единственная вещь, которую Церковь Власи оставила, отделившись от Корийского Патриархата. Ну, нравится людям, когда им прощают грехи.

Внутри оказалось совершенно темно и лишь слабо светилось крошечное окошко, закрытое плотной шторкой. Именно за ней исповедник ожидал порцию любопытных историй от гостя, заглянувшего на святой огонёк.

— Во имя господа, — = донёсся до меня знакомый голос, — я слушаю тебя, брат мой.

— Я грешен, святой отец, — пробормотал я, с трудом удерживаясь от ухмылки, — в своей жизни я совершил много преступлений: убивал, уводил чужих жён и вёл беспутный образ жизни.

— Бог видит всё, — должно быть исповедник не сумел опознать тихий голос, — есть ли вещи, которых бы ты стыдился более остальных? Расскажи и я подумаю, хватит ли у господа милости вернуть тебя в свет.

— Однажды мой старый знакомый обратился ко мне за помощью, — чёрт, да в тесной кабинке даже присесть негде! — он собирался жениться, а его невеста находилась в крепости у графа, уж не помню, как того и звали. Так вот, граф намеревался трахнуть девчонку перед свадьбой…

Полог, закрывающий вход, отлетел в сторону и тёмная фигура стала на пороге исповедальни. Витя смотрел прямо на меня и его кулаки сжимались и разжимались. Нервничал наш святой отец.

— Подними капюшон, — скомандовал он и я послушно растворил материю, позволив настоятелю увидеть лицо, — странно, как я сразу не ощутил, какого из слуг нечистого занесло в святую обитель. Убирайся!