Кристофер Сташеф - Леди ведьма

Кажется, получилось.

Она покраснела, представив себе, что и в самом деле устроит подобное представление перед Аденом. Она никогда не посмеет!

А даже если такое случится, он все равно не решится оценить ее по достоинству!

Но сама мысль возбудила ее.

И все же в некоторых местах платье сидело чуть-чуть свободней, чем следует. Корделия сосредоточилась на ткани, и та, разглаживаясь, собралась в вытачки. Вот теперь все как надо: не слишком перетянуто выше талии и достаточно пышно ниже.

Теперь пора подумать об отделке. Корделия послала малиновке прощальный поцелуй, выскользнула из платья и, подхватив кружева, прикрыла декольте. Мать говорила ей, что правильней оставить простор для воображения, а не выставлять все напоказ.

Нужен лишь толчок, заставляющий работать мужскую фантазию.

А Корделия и не собиралась давать им больше необходимого.

Когда все было готово, она позвала посмотреть на себя другую птицу — на этот раз синичку, — разглядела свой образ в птичьей головке, и от радости у нее перехватило дыхание. Никогда еще не видела она такого красивого платья. Ликующим взмахом руки она отпустила птицу, сняла платье и, оставшись в одной сорочке, принялась за головной убор из тончайшего полотна, батиста и вуали.

Где-то в середине работы она вдруг уловила постороннюю мысль — к двери приблизилась служанка. Корделия тут же скомкала платье и бросила к себе на колени, молниеносно вдела нитку в иголку и взъерошила волосы.

В дверь постучали.

— Открыто!

Дверь отворилась, и в комнату вошла горничная с подносом в руке.

— Миледи, вы не вышли к обеду.

— Ах, мне некогда! — измученным голосом проговорила Корделия. — ты же видишь, я вся в трудах!

Девушка, вытаращив глаза, подошла ближе:

— Миледи, вам вполне может помочь белошвейка…

— Наверное, но мне не хочется просить ее. О, я не сомневаюсь, что закончу вовремя! Оставь вино и хлеб вон на том столике, там, кажется, есть место. Я перекушу, когда выдастся свободная минутка.

— Как вам будет угодно, миледи. — Служанка присела в поклоне и удалилась, закрыв за собой дверь. Корделия успела прочитать в голове девушки спесивое удовлетворение и проводила ее мстительной усмешкой. Итак, они считают, что уже победили.

Ладно, тем хуже для них. Пусть Далила думает, что Корделия в отчаянии и ни за что не успеет сшить приличное платье. Ничто не укрепит ее больше, чем излишняя самонадеянность соперницы.

Она закончила, когда солнце только начало клониться к закату.

Хлеб, сыр, мясо, вино — все показалось ей превосходным. Однако она лишь слегка перекусила — не хотелось быть вялой и неповоротливой, когда проснется.

Ибо она, разумеется, должна отдохнуть перед началом вечерних торжеств. Корделия закрыла глаза и мысленно позвала зяблика, строго-настрого велев разбудить ее через час заливистой трелью под окном. Тот же приказ — проснуться, а не петь — она отдала себе, после чего спрятала в шкаф свое прекрасное платье, заперла дверь и, полностью удовлетворенная, легла в постель.

В конце концов ей просто необходимо выглядеть наилучшим образом!

Проснулась она в четыре и добавила последний штрих к своему наряду: плащ — просто круг серой ткани, завернувшись в которой, она скроет платье. И когда в дверь опять постучали, она быстро накинула плащ на плечи и сказала:

— Войдите!

Служанка принесла кувшин с горячей водой, поставила у очага и направилась к выходу, бросая повсюду любопытные взгляды.

— Ах, чуть не забыла! — уже в дверях воскликнула служанка и вернулась, протягивая Корделии полумаску. — У нас будет бал-маскарад, миледи.

Корделия возликовала, но постаралась выглядеть совершенно измученной, — Благодарю тебя, добрая душа.

— Все, что пожелаете, миледи, — слегка поклонилась служанка и вышла, притворив за собой дверь.

Ален, побледнев, проговорил:

— Я никогда не смогу так!

Он смотрел, как заигрывают друг с другом «соседи», как кланяются, болтают, танцуют. Гостей представляли не иначе, как в соответствии с маскарадными костюмами, в основном героями рыцарских романов или старинных преданий. Все были чрезвычайно непосредственны, а танцы казались довольно грубоватыми.

— Да сможешь, конечно, — заверил его Джеффри. — Ален, это ведь бал-маскарад. Никто тебя не узнает.

— Ну… это правда, — задумчиво проговорил Ален, но тут же насторожился. — Постой-ка! Я слышал об этих костюмированных балах. Разве в полночь все не снимают маски?

— Так-то оно так, но если уйдешь до двенадцати, никто не узнает тебя!

Взгляд Алена блуждал по гостям, блистающим золотом в огнях бесчисленных свечей.

— Да, конечно… только обидно пропустить окончание бала…

— Возможно, ты не пожалеешь об этом, — Джеффри глотнул вина из своего кубка. — Имей в виду, что решение ты можешь принять прямо перед полуночью. Если почувствуешь, что хочется выкинуть нечто… возбуждающее… такое, знаешь… не то чтобы злое, а просто слегка шаловливое… или нет, даже не шаловливое… дерзкое… в общем, если ты позволишь себе эдакую проделку, то удалишься до полуночи! — Он чокнулся с Аленом. — А если нет, останешься и снимешь маску! Пей до дна!

Ален машинально приложился к кубку, явно думая о чем-то другом. Но вдруг он встрепенулся, вспомнив, о чем думал раньше:

— Постой! Мне нельзя так рано пить вино! Я же опьянею!

— Что? От одного кубка? — Джеффри снисходительно рассмеялся. — Даже не думай.

Но сам он думал. Он хорошо обдумал, давать ли Алену вино.

Очень крепкое вино.

Конечно, Джеффри не вчера познакомился с Аленом и знал, что принц с детства привык к вину, как и большинство благородных отроков Грамария. Он не опьянеет, но станет чуточку… раскованней.

Музыканты настроили инструменты и ударили в смычки.

Корделия, закутавшись в плащ, стояла в тени на лестничной площадке и широко раскрытыми глазами смотрела на гостей. Ее охватила какая-то странная нервозность. Корделия не могла избавиться от дурных предчувствий. Сколько здесь настоящих соседей, а сколько приспешников Далилы?

Есть ли хоть какой-нибудь шанс превзойти Далилу на ее территории?

Но какая же здесь масса народу!

Хотя наряды публики казались весьма старомодными по стандартам Раннимеда, Корделия не заметила ничего, явно противоречащего стилю Грамария. Все охотно развлекались, смеялись и беседовали, а между ними сновали слуги с винными кубками.

Гости заполнили весь Большой зал, и по меньшей мере половину собравшихся составляли почтенные матроны с мужьями.

Зато остальные были молоды. Большинство, пожалуй, уже обзавелись семьей, но все же оставались молоды и полны жизни.