Джоэл Розенберг - Огненный герцог

Йен не удивился, когда конь кивнул, шумно взмахнув гривой; Йен бы не очень удивился, если бы он заговорил. Сильвертоп отошел, развернулся и, пустившись в галоп, подскакал к забору и легко перескочил его — похоже, конь мог бы прыгнуть в три раза выше и раз в пять дальше, — затем рысцой подбежал к Харбарду, который нежно похлопал его по морде.

— Двинулись, — сказал Харбард, — мне еще надо запрячь Слейпнира в ворот. Рассвело давно, а паром стоит без дела. — Он посмотрел Йену в глаза. — Счастливо тебе, Йен Сильверстоун. Слушайся Орфинделя, его мудрость настолько велика…

— Насколько он может себе позволить, — с широкой улыбкой докончил Осия, взваливая рюкзак на плечи.

Глава 15

Огненный Герцог

Карин Рельке Торсен давно, как она считала, разучилась паниковать. Не то чтобы она от рождения была к этому склонна…

Это передавалось с кровью. Когда отцу отрезало комбайном два пальца, он как ни в чем не бывало пошел в дом и, прихватив телефон на длинном проводе, направился в ванную, чтобы позвонить доку Шерву оттуда и не капать зря кровью на пол.

Мать однажды утром обнаружила в курятнике двух чужаков: одного, как до сих пор выражалась мать, черномазого, а второго, ни слова не знавшего по-английски, — и просто пригласила их к завтраку. Она не стала подымать шум, спокойно разбудила отца и, пока чужаки мылись, снесла вниз старый армейский пистолет 45-го калибра, убедилась, что магазин полон и патрон в патроннике, и спрятала оружие в ящичек, где хранилось столовое серебро, недалеко от отцовского стула. Отцу, разумеется, не понадобилось стрелять в чужаков; вместо этого он взял Ториана с Осией в батраки.

Однажды ночью, когда Карин училась в старших классах, Свен Хансен дал ей понять на заднем сиденье старого «шевроле», что на сей раз не собирается довольствоваться поцелуями и тисканьем, и Карин, оставив попытки высвободить свои запястья из хватки огромных сильных рук, откинулась на спинку и спокойно, хладнокровно объяснила Свену, что если он сейчас не остановится, у него будут проблемы. Свен остановился, и Карин так и не понадобилось выяснять на опыте, получится ли у нее откусить ему член; тем дело и кончилось, и они со Свеном даже до известной степени подружились — когда он женился на Сэнди.

Она справилась. Как велось у них в роду. Это дело техники. Изучаешь ситуацию, рассматриваешь наличествующие возможности и поступаешь в соответствии с ними. Кричать, вопить и рвать себе волосы на голове имеет смысл только тогда, когда вы пришли к выводу, что это наилучший выход из положения. Пока Карин не случалось принимать такого решения. Всегда находился другой выход.

Прожив два года в Макалестере, Карин поняла, что хочет остаться в Хардвуде, где она знает всех и каждого, и не переезжать в большой город, как поступали многие другие. Хардвуд подходил ей тютелька в тютельку; она любила посидеть с Сэнди Хансен, болтая о чем-нибудь или ни о чем, любила заказывать по каталогу рисунки для вышивки с Минни Хансен. Она любила побеседовать со старым Томом Норвальдом, когда шла на почту отправить посылку, а на обратном пути зайти в лавку за фунтом бекона, нарезанным тонкими, как бумага, лепестками, как резал только Вики Теглунд.

Она хотела остаться в Хардвуде, но не хотела вести пустую жизнь, как слишком многие в городе. Еще она любила Ториана и хотела его. Даже когда Карин забеременела — наконец, поскольку согласовывать менструальные циклы с каникулами и свиданиями с Торианом оказалось труднее, чем ей думалось, она просто-напросто заявила Ториану, что собирается, пока не родила, окончить колледж, а затем вернуться домой и растить ребенка. А Ториан может либо жениться на ней и предоставить ей вести денежные дела семьи, либо вытащить из своей потайной заначки достаточное количество золотых монет, чтобы Карин могла содержать и себя, и ребенка. В обоих случаях проблемы не предвиделось.

Конечно, Ториан предпочел жениться, на что Карин и рассчитывала.

И Осия ничего не сказал, только понимающе улыбнулся, на что так же рассчитывала Карин.

Пара фунтов золотых слитков домашнего производства обернулись толстой пачкой купюр, которую Карин превратила сначала в несколько акций, а затем в изрядное количество акций. А вскоре, когда коммерческие операции Карин стали приносить солидный доход, они купили старый дом Халворенов и зажили идеальной, с точки зрения Карин, жизнью. Оперировать акциями и опционами оказалось не очень-то трудно — при условии, что вы не слишком жадны, не боитесь работы и не закрываете глаза на свои ошибки. Карин не была жадной; работа ее не пугала; не ошибается только тот, кто ничего не делает.

В конце концов, все это приносило Карин радость. Все без исключения. Растить ребенка было удовольствием, словно, бегая туда-сюда, ухаживаешь за садом прямо на ходу. Сад и огород, в свою очередь, всегда приносят положительные эмоции — если знаешь, что не останешься без еды, даже оставшись без урожая. Домашнее хозяйство тоже не в тягость, поскольку обязанности делятся на троих взрослых, в доме водятся деньги и нет нужды скупиться и экономить на мелочах. Мать собирала обмылки, чтобы сварить из них еще один кусок мыла, а Карин просто их выкидывала.

Она опасалась, что ради такого образа жизни Хардвуд придется покинуть, но город пришелся ей впору.

И потом, у нее был Ториан. Удивительно уживчивый, поразительно энергичный в постели даже после стольких лет брака — и постоянно озадаченный и озадачивающий, когда речь шла о жизни во второй половине двадцатого века. Он удивлял тем, чего желал и чего не желал, тем, что мог сделать, и тем, чего не мог. Наедине с женой он был откровенен до грубости, пока речь не заходила о его собственном прошлом; он просто не считал нужным общаться на эту тему, и Карин пришлось оставить расспросы. Ториан, если его попросить, мог с успехом неделю заменять Карин на кухне, без звука заправлял за собой постель и стирал, но ни под каким соусом не соглашался заниматься уборкой полов где бы то ни было в доме, разве что в амбаре. За исключением тех немногих случаев, когда Торри делал нечто по-настоящему опасное, например, играл, едва начав ходить, с выдвижным ящиком, где хранились ножи, Ториан не поднимал на ребенка руку, однако добился того, чтобы сын научился не только спортивному, но и боевому фехтованию.

Что ж, теперь ясен смысл этого странного требования. Безумные истории Осии, которые всегда начинались так, как если бы они были сказками, обернулись правдой. Ториан и впрямь оказался чем-то вроде профессионального поединщика, и он попал в беду, освободив Осию — и похитив эти самые золотые монеты с незнакомым лицом на аверсе. А теперь все они попали в беду.