Роберт Шекли - СОМА-БЛЮЗ

— Мне жаль, что это оказался ты, —.сказала Аннабель. — Однако, говоря объективно, ты, как друг, мог бы порадоваться за меня! Быть верховной жрицей новейшей в мире религии — это что-то, верно?

— Твои папа с мамой могут тобой гордиться, — сказал Хоб. И тут из глубины зала послышался чей-то возглас, звонкий и отчетливый:

— Так нечестно! Я этого не потерплю!

И на сцену поднялась еще одна женщина. Она тоже показалась Хобу знакомой.

Это была Дэви, в длинном белом платье, с лицом разъяренным и решительным. Следом за ней на сцену взбежал Питер. Он выглядел несчастным и не в своей тарелке.

— Дэви, пожалуйста! — проблеял Питер.

— Сукин сын! — ответила ему Дэви. — Ты ведь мне обещал, что верховной жрицей буду я! Что тут делает эта английская сука?

— А ну-ка погоди, сестренка! — сказала ей Аннабель. — Мне это обещал сеньор Арранке, а главный тут он. Это все вообще стало возможным только благодаря мне!

— Благодаря тебе? А хрен в жопу не хочешь? — отпарировала Дэви, продемонстрировав блестящее знание английского, почерпнутое из романов Стивена Кинга. — И вообще, кто такой этот Арранке? Самый обычный преступник! А я — дочь Селима, главного служителя культа, и жена создателя «сомы»!

— А ну-ка все заткнитесь на минутку! — рявкнул Хоб голосом, сделавшим бы честь любому постовому полисмену. — По-моему, я тоже имею право голоса в этом деле!

Из аудитории послышались крики:

— Пусть скажет жертва!

— Послушайте, что скажет Фармакос!

И тут наступил конец света: задняя дверь отворилась, и в зал вошли высокий англичанин и еще более высокий темнокожий человек.

Глава 12

По рядам присутствующих пронесся недовольный ропот. В левой половине зала сидели представители исконных служителей культа Кали. Их было человек семьдесят, и все они приехали из Индостана. Многие из них вообще впервые покинули родимую Индию. Европа представлялась им странным, безбожным местом, а Ибица, сердце сибаритского Средиземноморья, — самым безбожным из всех. Это были серьезные

Люди, по большей части — ультрарелигиозные брамины, патриоты Индостана, недовольные сравнительно скромной ролью Индии на международной арене и в особенности тем, что в индийской преступности столь заметную роль играют криминальные группы других стран. Потому они и позволили Селиму втянуть себя в это предприятие, где главную роль будут играть индусы — первая индийская мафия с начала времен.

Селим сделал это возможным, создав с помощью Питера единственный в своем роде продукт — «сому», царицу наркотиков. Но ему пришлось пойти на компромисс. Чтобы вывести «сому» на международную арену, чтобы она не осталась всего лишь местной экзотикой, как кват в Йемене или необработанный лист коки в Перу и Боливии, ему пришлось заключить пакт с иностранными криминальными элементами.

И эти последние, сидящие в правой половине зала, сделались равноправными участниками обрядов в честь богини Кали.

Их было пятьдесят семь — матерых преступников, съехавшихся со всей Европы, из Штатов, из Латинской Америки и из Азии. Всем им очень не нравилась необходимость подчиняться старым картелям по торговле наркотиками, существующим в их собственных странах, и они были готовы вступить в союз с индусами, с их новым наркотиком, и пустить его в продажу в любой момент.

Но две эти группы не питали особой любви друг к другу.

Индусы считали европейцев отбросами общества, подонками, не сумевшими преуспеть у себя дома.

Европейцы считали индусов замшелыми традиционалистами, которым посчастливилось наткнуться на золотую жилу — а теперь они рассчитывают воспользоваться чужим опытом и предприимчивостью, чтобы разбогатеть.

Враждебность между двумя группами постепенно нарастала. Когда у них на глазах две женщины, европейка и индианка, в самый торжественный момент перегрызлись из-за черного ножа, напряжение сделалось близким к взрыву.

И последней каплей послужило неожиданное появление двух мужчин, высокого краснощекого англичанина с львиным лицом и рыжевато-русой шевелюрой и высокого темнокожего воителя из Бразилии.

И словно бы затем, чтобы сделать эту сцену еще более загадочной, англичанин запел. Никто из присутствующих не знал этой песни. Единственным, кто узнал напев, был, похоже, Хоб Дракониан, которого собирались принести в жертву. И песня запоздало подтолкнула его к действиям.

Он уже достаточно протрезвел, чтобы сообразить, что бородатый англичанин — это Найджел, а высокий, худощавый темнокожий юноша рядом с ним — Этьен. Но почему Найджел поет? И, еще важнее, — что именно он поет?

Он сумел разобрать слова сквозь нарастающий шум — даже ссорящиеся женщины на миг умолкли и прислушались. Что-то насчет того, что дом англичанина — это его крепость…

Песня, мелодия которой была ему удивительно знакома, приводила на ум мысль о героизме человека, одетого в хаки, перед яростью орд фанатиков в тюрбанах и набедренных повязках, в подземелье, озаряемом лишь полыханием факелов…

Ну да, конечно! Это же песня Кэри Гранта «Мой дом — моя крепость», которую он поет в фильме «Гунга Дин», там, где орды служителей культа Кали загнали его в ловушку в подземельях храма Кали, а он отвлек их, чтобы дать Гунга Дину время бежать, предупредить полковника, чтобы тот привел отряд…

Но почему Найджел ведет себя так по-дурацки? И Этьен тоже! Хобу и в голову не пришло, что они оба тоже могли отведать «сомы».

— Найджел! — окликнул Хоб.

— Держись, старик! — ответил Найджел. — Помощь идет!

— Полковник с отрядом?

— Нет, лейтенант Новарро со своей верной гражданской гвардией! Хватит с тебя и их.

Тут Арранке, сидевший среди европейцев, вскочил на ноги.

— Убейте его! — воскликнул он, указывая на Хоба.

— Это жертва! — возразил Селим, тоже вставший со своего места среди индусов. — Никто не смеет прикасаться к нему, кроме верховной жрицы!

— Верховная жрица — это я! — воскликнула Дэви, вырывая нож у Аннабель.

— Иди в жопу, сука! — взвыла Аннабель и вырвала нож обратно.

— Верховной жрицей должна была быть моя дочь! — прогремел Селим.

— Нет! Мои люди вложили в это свои деньги! Это работа для моей подружки! — прогремел в ответ Арранке.

На миг все застыли. Получилось нечто вроде немой сцены. И Хоб оценил ее по достоинству, несмотря на то что пик его блаженства уже миновал.

В этом большом зале, с лампами, моргающими под потолком, точно блуждающие огоньки; когда Аннабель и Дэви готовы были вцепиться друг другу в глотки; когда Найджел и Этьен с застывшим на лицах волчьим оскалом смотрели в лицо многочисленной толпе; когда Хоб сорвал свою маску и вспомнил наконец о самосохранении; когда Арранке и Селим замерли, уставясь друг на друга, точно два попавших в ловушку ягуара в джунглях, где восходит огромная желтая луна, а вдали слышится грохот тамтамов; когда гости, как индусы, приверженцы традиций, так и насквозь современные космополиты, потянулись к пистолетам, спрятанным под одеждой, — в этот миг, когда обстановка угрожала взорваться, точно бочка пороха, брошенная в жерло вулкана, не хватало только последней искры.