Влада Воронова - Крест на моей ладони
— Да, — согласилась я. — Всё верно. Патологичный мир, созданный на потеху извращённым душонкам. Чем безобразней людская душа, тем сильнее её обладателя притягивает зрелище чужого уродства, потому что только на его фоне он выглядит относительно нормальным. По той же причине моральные калеки ненавидят красоту — ведь она ещё ярче подчёркивает их собственную ущербность.
— Но это ваш мир, — сказал Олег. — Другого у волшебников нет.
— Хочешь сказать, мы — уроды, обречённые жить в безобразии?
— Нет. Я хочу сказать, что это ваш мир, и только вам решать, каким он должен быть. Вам, а не кучке диктаторов профашистского толка, засевших неизвестно где и вообразивших себя вершителями миропорядка.
— Неизвестно где? — удивилась я.
— Да. Месторасположение резиденции Девятки не знает никто. Когда они хотят дать прямые указания правителям, то сами выходят на контакт. Я не сумел выяснить, как именно, — виновато сказал Олег.
— Ты и так узнал очень много. Спасибо тебе, — ответила я и только тут сообразила, чем рисковал Олег, добывая все эти сведения: — А тебе ничего не будет за то, что ты вот так вдруг уехал из России, занимался неизвестно где неизвестно чем?
— Ерунда, отбрехался. За столько лет безупречной службы можно позволить себе один-единственный мощный загул. Так что меня пожурили и простили.
Я скрыла улыбку. Несложно догадаться, что из своего вояжа Олег привёз информацию, полезную не только для Троедворья.
— Мы с Вероникой заявление подали, — сказал Олег. — Свадьба третьего июня. Вероника хочет, чтобы её подружкой была ты, но прямо пригласить не может, какой-то пункт закона крови не разрешает. Так что ты сама предложи.
— Хорошо, — кивнула я.
Олег буркнул под нос что-то ругательное.
— Убил бы гниду, которая сделала этот закон. Нельзя, видите ли, брать кровь того, с кем делишь хлеб или постель.
— Причём в любом смысле, — ответила я. — Кровь совзводников, с которыми вампир спит в одной палатке и ест из одного котла, тоже запретна.
Олег досадливо махнул рукой. Закон крови был ещё не самым глупым в нравах и обычаях волшебного мира.
— Сколько лет живут волшебники? — спросил он вдруг.
— Младшие — столько же, сколько и человеки, разве что молодость дольше сохраняется. Старшие — лет по триста. Высшие — около пятисот. Чаротворцы могут прожить больше полутора тысяч лет. Своей смертью ещё никто из них не умер, все погибали либо в бою, либо киллеры убивали, потому точно не известно, какой у них срок жизни.
— Практически это бессмертие, — сказал Олег. — Тебя в такой ситуации собственное краткожительство не смущает?
— Нисколько, как и тебя. Веронике шестьдесят три года, живут вампиры по пять тысяч лет, но вашей любви это не мешает. Дело не в том, сколько проживёшь, а в том, сколько успеешь сделать. Некоторые люди за год создают больше, чем другие за тысячелетие. К тому же каждый новый день совершенно одинаково незнаком как мне, двадцатипятилетней, так и волшебникам пятнадцати столетий от роду. Жизненный опыт начала прошлого века не годится в наше время. Так что краткоживущие находятся с бессмертными в равных условиях.
— Всё верно, — кивнул Олег, — только сами долгожители об этом постоянно забывают. Им кажется, что они уже всё узнали и всё повидали, что ничего нового в мире нет и быть не может. Все они уверены, что прожитые годы дают им перед тобой какие-то преимущества. Но это иллюзия, потому что мир постоянно обновляется. Ты изменения замечаешь, а долгожители их не видят. Поэтому все преимущества у тебя. Ты к переменам, к неожиданностям готова, а они — нет. Ты всегда можешь их опередить, использовать все новинки и перемены в своих интересах. Зачастую это решает не только исход отдельной схватки, но и всего боя.
— Ты говоришь так, словно мне в скором времени придётся воевать со всеми правителями волшебного мира, вмести взятыми.
— Да кто тебя знает, — мрачно буркнул Олег. — От тебя и не такого ожидать можно. Вечно лезешь куда не просят. Ладно, поговорили и по домам пора.
Я кивнула и сняла со спинки стула куртку.
* * *Если тренировки — всего лишь тяжёлая и муторная повинность, то теоретические занятия похожи на изощрённую пытку. Тяжело изо дня в день слушать о том, чего никогда не сможешь сделать. Обычно я сажусь на заднюю парту, затыкаю уши плеером и читаю какую-нибудь художественную книжку. Преподаватели не возражают. Нулевика учить, что трёхдневного покойника лечить — бесполезно.
Но сегодня на лекции идти не пришлось, вызвал Люцин. Кабинет у него строгий, почти аскетичный, но строгость эта гармонична и ненавязчива. И тут же резким диссонансом со всей обстановкой, да с самим Люцином — кричаще-роскошные, безвкусные до вульгарности сувениры с равновесной символикой на маленьком столике в углу кабинета. Зачем Люцин держит у себя эдакую мерзость, совершенно не понятно. Дарить никому не дарит, сам не любуется, наоборот, поставил так, чтобы не видно было за письменным столом и книжным шкафом.
— Что ты знаешь о Багдадской поправке к Пражскому договору? — спросил Люцин, едва я вошла.
— Принята в 1875 году, во время переговоров с Лигой и Альянсом, которые состоялись в Багдадской потайнице. Тогда после серии тяжёлых сражений резко усилилось Белодворье, сумеречные были сильно истощены, а Чёрный двор оказался на грани исчезновения. Требовалось срочно восстановить равновесие. Вы, Люцин Хамидович, намекнули зарубежным коллегам, что за регулярные поставки очищенной магии согласны принять часть вампиров. Те согласились, правда, ещё и эльфов в нагрузку навязали.
— Наоборот, — самодовольно уточнил Люцин. — Я согласился взять эльфов, а в нагрузку дали вампиров. Но двойным объёмом магии за них приплатили, этого я добился. Впрочем, эльфов я вскоре принимать прекратил, брал только вампиров — вместе с дополнительными поставками сырья.
Я кивнула, оценивая мастерство аферы. Пусть Люцин и сволочь, но сволочь умная и дорожит интересами Троедворья, — как он их понимает.
— Затем, — продолжила я рассказывать, — у нас были приняты мягкие, по сравнению с Лигой и Альянсом вампирские законы. Вампиры стали активно переселяться, их не останавливало даже то, что сразу по приезде общины расформировывались и переселенцы были вынуждены создавать новые, что вампиров не допускали к церемонии выбора первоосновы, а сразу направляли в Чернодворье и связывали «алым словом». Некоторых забирали сумеречные, но мнения вампиров тоже не спрашивали. Ладно ещё, семьи при этом никогда не разрывали.
— Я специально ввёл пункт о неразрывности семей в Равновесный кодекс, — ответил Люцин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});