Дэйв Дункан - Прошедшее повелительное

– Элиэль Певица.

– Рад слышать это. Было бы дурным тоном спасти не ту девицу. Как там будет «налево» и «направо»? Я все забыл.

– Вилт и чаз. Ты что, хочешь сказать, ты не умеешь править драконом?

– Чаз! – скомандовал Гим. – Нет. Никогда раньше не садился на дракона. Ничего, бог защитит нас! Он меня и послал.

29

После ухода инспектора Лизердейла Эдвард провел несколько часов в мрачном отчаянии, снова и снова возвращаясь мыслями к страшному допросу и отчаянно жалея, что не может взять назад большую часть своих ответов. Хуже всего, конечно же, было его идиотское хвастовство насчет меткого кидания. Если оно само по себе и не заслуживало повешения, то приближало к виселице, это уж точно. Версия полицейских казалась абсолютно бредовой. Этот ключ скорее всего запасной и лежал в горшке уже не первый год. Однако если другого объяснения запертой двери не найдется, присяжные примут полицейскую версию. Единственным объяснением могло быть только волшебство. Но английские присяжные, увы, имеют незавидное свойство не верить в сверхъестественные явления.

И он сам тоже.

Загадка отцовского возраста сводила его с ума, хотя к убийству это явно не имело никакого отношения. То, что он знал о своей семье, до сих пор ограничивалось познаниями двенадцатилетнего мальчишки. Он никогда не обсуждал таких вещей со святошей Роли. Он знал, что братья не виделись с тех пор, как Камерон эмигрировал в Новую Зеландию. Кажется, отец говорил еще что-то насчет того, что Роланд тогда изучал богословие. Судя по его теперешнему возрасту, старый маразматик получил сан где-то в конце шестидесятых. Родители Эдварда поженились в Новой Зеландии и ненадолго заезжали в Англию, прежде чем отправиться в Африку. Семья тогда не собиралась целиком, поскольку Прескотты находились в Индии, а Роланд – на Фиджи или на Тонга, или где-то в этом роде. Собственно, это все, что знал Эдвард.

Подумать, так в рассуждениях Лизердейла имеется своя логика. Если Камерон Экзетер работал чиновником в правительственных органах Новой Зеландии в шестидесятые годы, как могло ему спустя сорок лет, в Кении, быть сорок с небольшим?

Но если глава округа Экзетер – самозванец, тогда почему этот факт не получил отражения в заключении комиссии? Эдвард сотню раз перечитал это проклятое заключение, но в нем и намека не было на такую тайну. Оно вообще не касалось биографии отца. Теперь это забавное упущение показалось ему зловещим, чем-то угрожающим, затаившимся до поры.

Святоша Роли явно знает больше, чем говорит. Ждет, чтобы Эдвард ползал перед ним на коленях, моля о снисхождении. Показывал ли он ему эту фотографию, прибыв в Англию? Он не помнил, хотя странно было бы не показать. Допустим, он ее показал. Тогда старый хрыч не мог не заметить, что сорокалетний мужчина – не его брат. Тогда почему он не сказал сразу? И почему не сказал этого четыре года спустя, после резни, когда на него легло бремя опекунства над сыном самозванца? Чтобы наложить лапу на остаток семейных денег?

Обвинение считает, что, когда дедушка Экзетер скончался, завещав остатки своего богатства неправедного троим своим детям, подлинный Камерон Экзетер уже умер и был похоронен на противоположном конце света. Каким-то образом некто значительно моложе присвоил себе его имя, получил денежки и поспешно покинул Новую Зеландию. Таким образом он мог считать себя в безопасности до тех пор, пока держится подальше от брата и сестры покойного. Милорд, обвинение изложило свою позицию.

Высокоученая защита выражает свое сомнение. Зачем тогда подобному мошеннику хоронить себя в африканском буше?

Затем, парирует обвинение, что преподобный Роланд Экзетер отошел от активной миссионерской деятельности и направлялся на родину. Самозванцу грозило разоблачение.

Но почему в Африку? Почему не в Париж или Вену, или даже в Америку?

Эдвард попробовал посмотреть на этот вопрос глазами судьи и пришел к неминуемости обвинительного приговора. Он не мог отрицать неопровержимости фотографии. Но поверить в то, что отец, память о котором была для него священна, мог оказаться таким мошенником?.. Нет! Когда умерла Милдред Прескотт, отец стал опекуном Алисы и, следовательно, хранителем ее доли наследства. Он взял девочку к себе и заботился о ней, как о родной дочери. Он не отправился в Европу, чтобы промотать эти деньги. Он оставался служить людям Ньягаты до самой смерти.

Что, если за четыре года до смерти отца Роланд Экзетер уже видел эту фотографию? Нет, это совершеннейшая бессмыслица! Святоша Роли устроил бы целую историю – разоблачил бы самозванца, забрал бы все деньги себе и вышвырнул бы Эдварда на улицу. Ведь точно, вышвырнул бы?

Значит, Эдвард не показывал этой фотографии Роланду. Правда, он с уверенностью может утверждать, что сейчас она находится на пути в Лондон. Преподобный джентльмен скоро будет иметь удовольствие созерцать ее. Тайна его семьи не может иметь ничего общего с убийством в Грейфрайерз-Грейндж. Но какой полицейский откажется от возможности так запросто взять и раскрыть подлог двенадцатилетней давности?

К куску недоваренной трески, поданной на ужин, Эдвард почти не прикоснулся.

В девять часов сиделки совершали вечерний обход. Они делали пациентам массаж, перестилали постели на ночь, убирали цветы, поскольку спать в помещении с цветами вредно. Германия вторглась в Бельгию, Британия объявила войну. Добровольцы записывались тысячами. Даже эти потрясающие новости не доходили до Эдварда в его нынешнем состоянии. Все равно он выпал из жизни по меньшей мере на три месяца, пока не срастется кость; смерть на виселице представлялась ему сейчас куда вероятнее боевой славы.

Эдвард заметил перемену в отношении сиделок. Они делились с ним последними новостями, но не задерживались поболтать. Даже когда он старался казаться веселым и разговорчивым, они не отвечали ему. Они уже знали, что он убийца.

Эдвард пытался почитать последнюю главу «Затерянного мира», но строчки сливались перед глазами. Зловещее название книги – теперь он это ясно видел – как нельзя более кстати соответствовало происходящему.

Погасили свет. Больница затихла. Жизнь за окном, казалось, замерла. В Грейфрайерз по вечерам вообще тихо. А сегодняшний вечер все и подавно стремились провести с семьями или друзьями, пытаясь свыкнуться со столь внезапно поразившей мир катастрофой. Если где-то и проходил патриотический митинг, то до больницы Альберта не долетало ни звука.

Сон не шел. Эдвард хмурился и страдал в промокшей от пота постели. Надо бы завтра попросить о встрече того адвоката, о котором говорила миссис Боджли. Или это будет означать признание вины? Может, лучше подождать Лизердейла с обвинением? Кто мог убить старину Волынку? Как? Зачем? Он не понимал уже ровным счетом ничего.