Марианна Алферова - Беловодье

Раздался звук шагов, глухой, будто кто-то приближался издалека.

— Стен!

Никакого ответа.

— Лешка!

Чья-то смутная фигура показалась. Тот, кто выходил из глубины комнаты, был ростом ниже Стена. Гораздо ниже.

— Алексей, это я, Роман.

— Роман… — донеслось из комнаты эхом.

Там, внутри, не было света. Но и тьмы не было тоже. Роман вгляделся. Белое восковое лицо, белые, будто покрытые инеем, волосы. Человек смотрел на Романа и улыбался.

— Надя! — выкрикнул он. Сердце подпрыгнуло, забилось в горле. А ожерелье сдавливало его и не давало разорваться.

Роман хотел броситься в комнату, но ожерелье, будто строгий ошейник, рвануло назад и остановило. Роман закричал — от боли и радости одновременно. Он протянул руки, хотел обнять ее…

Надя замерла. Лицо ее было бесцветным. Взгляд отсутствующий, будто обращенный внутрь. Она была всего в двух шагах. И вместе с тем запредельно далеко. Она медленно повела головой из стороны в сторону. Роман понял наконец, что не может ее коснуться, и опустил руки.

— Наденька, милая, девочка моя, ты жива? — Он давился словами — ожерелье по-прежнему стискивало горло.

Значит, не обманул Иван Кириллович? Правду сказал? Нет, не правду, не правду! Ведь это не заклинание льдом — Надя движется, живет! Что ж получается? Гамаюнов ее оживил? Выходит, у него есть живая вода? Лгал все-таки? А, плевать! Главное — Надя жива!

Она заговорила: он видел, как губы ее шевелятся. Но слов не услышал. Потом, наконец, долетели слова — с опозданием на несколько секунд.

— Я умерла там, в будущем. Но здесь я пока жива. — Ее голос звучал тихо и отчетливо. Но без всяких эмоций. — Она уже сомкнула губы, когда он еще слышал окончание фразы.

— Что значит — здесь?

— Здесь — в прошлом, — опять с запозданием пришел ответ.

— В каком прошлом? Чьем? Что это за комната? Тайная кладовка Синей Бороды?

Надя ответила не сразу: слова Романа долетали до нее тоже с временной задержкой. Наконец она поняла вопрос и заговорила:

— Просто в прошлом. Прошлое одно — аморфная серая масса. Ничто здесь не раньше и не позже. Все уже было. Все едино, что случилось тысячу лет назад и вчера. Прошлое зависит от памяти и силы воображения. И никакой последовательности. Оно напоминает кашу, путанку ниток, плотный туман. Ты помнишь все одновременно. Все уже произошло. Неважно, в какой последовательности. Уже ничего не изменить. У прошлого нет структуры.

Он слушал ее, но не вникал пока в слова. Она жива! — восторженно колотилось сердце. И это главное. Жива… Жива… Вот только между ними преграда — неясная, аморфная, серая…

— Надя, ты можешь перейти в настоящее? Сюда, ко мне…

— Нет. Тогда я умру.

Он закружил по гостиной, пытаясь понять, как устроена эта комната прошлого и, что можно сделать, чтобы высвободить Надю из ловушки. Но ничего понять не мог. Он чувствовал лишь опасность, исходящую от дверного проема. О времени Роман не любил рассуждать, времени он не понимал. Ни настоящего, ни прошедшего. Оно всегда мешало. Оно — лишнее. То четвертое измерение, которое делает первые три примитивными черточками на песке. Время похоже на воду в своей сущности. Говоря о времени, Роман старался думать о воде и тогда начинал что-то улавливать… А что, если войти внутрь и остаться там с Надей навсегда? В аморфном прошлом, где все уже было. Не все ли равно ему, где быть с нею. Ведь с нею! Что там, в прошлом, случится с Романом? Что он там встретит? Кого? Мать в молодости? Деда? Себя самого? Нырнуть в прошлое, как в воду. И ничего уже больше не решать, никаких безумных головоломок, ни с кем не сражаться, ничего не доказывать. Жить, все время оставаясь в прошлом. Мечтать о прошлом. В этом есть что-то чудовищное. Он уже хотел рвануться внутрь, но внезапно ожгла мысль: а что, если они с Надей не встретятся?! Она окажется в одном времени, он — в другом, они будут видеть друг друга, метаться, но между ними будет серая перегородка.

Он отступил.

— И как ему только это удалось! — воскликнул Роман раздраженно. — Как он сделал это!

Она была так близко, а он не мог до нее дотронуться.

— В Беловодье иное время.

— Значит, счастье — это всего лишь возможность уйти в прошлое? Создать старинную усадьбу, вернуть умерших? Найти утраченное?

— Я все время думаю, как вырваться, но ничего не приходит в голову, — призналась Надя. — Находясь в прошлом, нельзя ничего придумать. Вытащи меня отсюда, и мы будем вместе.

— Подкупаешь? И Гамаюнова бросишь? — Она угадала его вопрос по движению губ и насмешливо рассмеялась:

— Почему ты его так боишься?

— А почему ты так к нему льнешь?! — Роман разозлился. — Что ты в нем нашла?

— Ты его недооцениваешь.

Она еще продолжала говорить, а колдун кричал:

— Он жалкий! Беспомощный! Старый!

— …Он могущественный…

— Пусть он могущественный. Но все равно — жалкий. — Роман знал, что для Нади унизительно слышать подобное, но позволил себе быть жестоким. Львица в клетке — когда же еще ее укрощать? — Так бросишь Гамаюнова, если я тебя спасу?

В этот раз задержка с ответом была чуть дольше, чем обычно:

— Брошу. Чтобы вырваться отсюда, я готова на все. Ты уже что-то придумал?

— Кое-что, — солгал колдун. — Но я не понимаю до конца сути Беловодья. А все вокруг играют в молчанку, и никто не желает ничего объяснять — даже Стен.

— Алексей с тобой? Я его не вижу. Где он? Почему не подходит? — Надя прищурилась, пытаясь разглядеть, что творится за границей ее ловушки.

Лешка? Ревность царапнула сердце. Несильно, но все же царапнула.

— Почему ты о нем спрашиваешь?

В этот раз задержка звука показалась невыносимой.

— Ты звал его, когда шел сюда. Я слышала.

— А, вот что! — Роман облегченно вздохнул. — Да, звал. Думал, что именно его Гамаюнов держит в этой комнате. Его, а не тебя.

— Почему? С чего ты решил? Он что, тоже… погиб? Он! — В ее голосе был подлинный страх. — Нет, не может быть… конечно же, не может быть… Иначе…

Ревность вновь обожгла — в этот раз куда сильнее.

— Алексей исчез. Гамаюнов говорит, что он уехал тайком. Но я не верю. Лешка не мог уехать так внезапно, бросив Лену и Юла. Накануне он обещал поговорить со мной. Поведать какую-то тайну. И вдруг — испарился. Но я чувствую, что он в Беловодье. Гамаюнов сказал, это здешний обман. Один из многих…

Роман вспомнил вчерашнию иллюзию Надиного присутствия. Ну конечно же! Именно в тот миг Гамаюнов перенес Надю в мир без времени, и она ожила. Если безвыходное пребывание в прошлом можно назвать жизнью, конечно. А раз так, значит, Роман, ощущая присутствие Стена, не обманывался… Лгал лжец Гамаюнов, как всегда. И одновременно говорил правду. Как только он один умел.