Эльберд Гаглоев - Во славу Блистательного Дома

И именно поэтому, справедливо заметив, что мы уже в Столице, попросил искомую информацию мне подкинуть. Если вы помните, в начале нашего повествования уже говорилось, что резиденция Великого Мага и Колдуна расположена как раз во Дворце. Вот в этом самом. Ну, а секретные комнатки свои он и спрятал в месте душевного своего отдохновения. Где же еще ученому работать? Конечно, к сокровищам своим поближе. Так что оборудовал наш Тивас себе рабочий кабинет прямо в цокольном этаже остро любимой им Кунсткамеры, периодически там же и ночуя, правда, нечасто, очень уж коллеги по службе язвили. Но к странностям человека ученого относились с пониманием. Да и попробуй такого не понять. Навредить ведь может. Вот в этот самый кабинет путь наш и лежал. Союзников своих временных мы добром предупредили за нами не следить. Во избежание, так сказать. К рекомендациям нашим они, похоже, прислушались.

Пока мы бесшумно скользили по тщательно натертым паркетным полам, я все пытался просчитать, насколько велики шансы, что все это тщательно подготовленная для нас, убогих, ловушка. Не очень высокие шансы получались. Чересчур сложная многоходовка вырисовывалась. Да еще и с кучей всяких допусков. Умница Уллахафи мог сдать нас властям, совсем не рискуя жизнью, еще там, в гостинице. Да и в какой многоходовке можно учесть обилие той мерзости, что гонялась за нами по подземельям? Ну, а то, что в кабинете нас, да и вообще любых незваных гостей кто-то ждал, это вот допустить было можно. Но к такому развороту событий мы более-менее подготовились. Да и не жадные мы. Там не подставке из рога носорога лежит ожерелье каменное. Близнец того самого, что Тивасу степные повредили. Вот оно и является единственной целью нашего визита. Сугубо сомневаюсь, что будет Сергей Идонгович такому подарку не рад. Но взять ожерелье непросто. Целый ряд действий совершить надо. Каких, это мне вождь и учитель разъяснил. И слова, какие при этом говорить надо, тоже сказал. А без слов и без действий к фатальным последствия несанкционированная экспроприация привести может. Экспроприатора, натурально.

Вокруг, конечно, присутствовала красота невероятная, но по понятным причинам серьезному и вдумчивому изучению все эти редкости и красивости подвергнуть мы не могли. Домой хотелось. В смысле, не в гостиницу, а совсем домой. И поскольку возможность средством перемещения обзавестись становилась реальной, на красивости мы внимания не обращали. Хотя, возможно, и зря. Дома тоже жить надо.

Никак не могу вспомнить, как тот фильм назывался. Пронзительно грустный фильм. Там один еврейский мальчик в университет поехал поступать. Во Львов. Из какого-то маленького местечка. А в этот самый день красавицу Польшу русские с немцами и поделили. Деталей не помню, но пришлось парню домой практически через весь свет добираться. Пережил всего много, в войнах участвовал, наград получил предостаточно. И когда его спрашивали, отчего это он отважный такой, отвечал одной и той же фразой:

– Я просто еду к маме.

Домой он вернулся. Лет через пятнадцать. Такая вот грустная история. Сейчас об этом не принято вспоминать, но Героев Советского Союза во время Великой Отечественной на душу населения больше всего оказалось среди евреев.

Мы хотели попасть домой вовремя. И потому тихонько пробирались по территориям, заставленным немыслимыми сокровищами, не делая в их сторону никаких поползновений, потому что предполагаемый приз был значительно весомее. Императоры, наверное, слыли добрыми ребятами или местному криминалитету не приходило в голову поднимать руку на августейшее имущество, но никаких следов сигнализации и, более того, человеконенавистнических ловушек мы не обнаружили и к дверям Тивасова кабинета добрались вполне благополучно. Сергей Идонгович предметам грубого материального мира доверял несильно, и поэтому дверь его реагировала на несложную, но не имевшую отношения к этому времени фонему, воспроизвести случайно которую местный человек мог с вероятностью один к миллиону. Мною же словечко было благополучно выучено, и я его не менее благополучно произнес, на что дверь гостеприимно отворилась. Свет в покоях зажегся без всякого нашего участия. Беспокоиться, что это может встревожить кого-либо снаружи, не стоило – окна оказались задернуты плотными богатыми портьерами. Золота на их украшение ушло много.

Некоторые утверждают, что по помещению можно нарисовать психологический портрет человека, в месте этом обитающего. Признаюсь, приблизительно так я его рабочее место и представлял. Очень, очень гармонично. Очень, очень богато. Очень, очень гламурненько. Очень, очень упорядочено. Даже богато, ну, очень богато переплетенные книги на полках из драгоценного слоистого падуба стояли не просто по алфавиту, но и были отделены друг от друга литерами, каждая из которых тоже представляла собой произведение искусства. И все вот это – книги, невысокие уютные кресла, широкие диваны, несколько столов, заставленных аккуратными стопками книг, конторка для чтения стоя (а над ней, кроме всего прочего, реяло перо какой-то явно экзотической птицы) пребывало в том самом необъяснимом равновесии, обычно называемом уютом. В какой-то момент вдруг показалось, что сейчас распахнется дверь, войдет Тивас, покритикует опять за что-нибудь... Кстати, о дверях. Вот за ней, как раз в следующей комнате, и находилась цель нашего рискованного предприятия. Эта дверь, в отличие от предыдущей, была вроде бы и без секрета, но в целях проведения всего комплекса мер по дезактивации сюрпризов ручку на ней следовало повернуть не один, а два раза. Всю систему мер я описывать не буду, помните «Болтун – находка для шпиона», но ушло на эти развлечения минут десять – серьезно Тивас относился к мерам безопасности – пока красноватое свечение вокруг этой вешалки заискрило и сошло на нет.

В первую очередь я облегченно вздохнул. Получилось. Очень длинная и сложная последовательность, боялся сбиться.

Огляделся. Это уже считалось чем-то вроде мастерской. Именно мастерской. Никаких тебе дымящихся реторт с разноцветной жидкостью. Все чистенько и аккуратненько. У каждого инструмента свое место. А инструментов тут имелось великое множество.

Во избежание неприятностей разглядывать я их не стал, время поджимало. Взял ожерелье и двинул на выход. У дверей ко мне присоединились мои компатриоты, они предусмотрительно в мастерскую заходить не стали.

– Самый старший, а как эту дверь обратно закрыть, ты знаешь? – восхищенно глядя на меня, спросил Баргул. На него мои колдовские экзерсисы неизгладимое впечатление произвели.

– Это неинтересно. Интересно, откуда он знает, как ее открыть? – и, совершив изящный пируэт, выход нам заслонила симпатичная такая женщина. Правда, очень симпатичная. Лицо интеллигентное. Чистое. Простое. Скандинавское. Черты лица правильные. Очки на носу. Гладко зачесанные русые волосы в косу собраны. На косе вместо бантика полумесяц заточенный. Коса на груди лежит. Грудь красивая. Высокая. Серебристым панцирем облитая. Да и вообще фигура у женщины красивая. Те самые, наверное, девяносто – шестьдесят – девяносто. Где-то на метр восемьдесят пять. Панцирь опять же интересный, больше подчеркивает, чем укрывает. Основным положительным моментом этой встречи явилось то, что мы узнали, какие женщины нравятся Баргулу. Увидев эту валькирию, он просто впал в ступор.