Татьяна Скороходова - Меч судьбы

Толпа развеселилась, забыв на время и про жреца, и про ведьму. Я подьехала к пятачку перед столбом, где деловито сновали палачи и уставилась на жреца. Ольга застыла рядом, спокойная и невозмутимая, как озерная гладь, лишь пальцы сжались на рукояти у пояса. Вейр развернул вороную и подъехал к пузатому лысому мужику, стоявшему на расчищенном пятачке около столба, я соскочила наземь и пошла следом.

Вейр спрыгнул с лошади, глянул на лысого:

— Что происходит?

— Та ниче, господин, Еленку вот жжем, — едва различимо сквозь гомон толпы ответил толстяк.

— Вижу. За что? Ты местный староста?

— Да, господин, староста я тутошний, Скориком кличут. А Еленка… Ну, поделом. Хотели мужики побаловать, шары позалимши, так шо ж их теперь, жизни лишать? Остыли уже, болезные, завтрева и похороним, на жальнике тремя могилками боле будет, — Скорик звучно высморкался в руку, вытер о засаленный камзол, вздохнул бочкообразной грудью, — А все она, Еленка, ведьма проклятущая.

Вейр, прищурив глаза, смотрел на старосту.

— Ежели бы не кочевряжилась, так и жила бы, сладко жила, — похотливо сверкнул мутными глазками Скорик.

***

Вейра затошнило. Одно и то же. Везде. Зло оказывалось не злом, а добро творило добрые дела такими методами, что злу оставалось только завидовать. Да, Елена была виновна в смертях, но она защищалась, как умела. Он испытал дикое желание схватить за остатки волос жирную тварь и засунуть лоснящейся рожей в костер. С трудом сдержавшись, он осмотрелся.

Полупрозрачные фигуры в темных одеждах до пят неслышно скользили в толпе. Жнецы. Пришли собрать дань. Деревня обречена.

И по заслугам.

Призрак отделился от людской массы, подплыл к нему.

— Вейр, — свистящий шепот отозвался легким покалыванием в висках и тошнотой в груди.

— Баале, — Вейр коротко кивнул.

— Ты не будешь вмешиваться, — складки капюшона шевельнулись, приоткрыв пустоту.

Вейр пожал плечами. Этих тварей он терпеть не мог, но разве можно винить волков за то, что они режут больных овец? Слуги Жрицы пришли собрать кровавую дань.

— Ваше дело и ваше право. Мое право — поступать, как мне вздумается, — он отвернулся от призрака. Скорик выпучил глаза на странного чужака, который разговаривал сам с собой.

— Не обманывай себя, ты знаешь, зачем мы здесь, — прошипела тьма.

— Вали, делай свою работу, — буркнул Вейр и взялся за переднюю луку седла.

— Господин, куда же Вы? — пискнул Скорик. — Щас само интересно будет, уже запалили ведь!

Всё. Терпение лопнуло. Вейр вынул ногу из стремени, развернулся и врезал кулаком в жирную челюсть. Схватил старосту за грудки и грохнул о землю с такой силой, что у того дух вышибло. Добавил ногой, сломав ребра.

— Иди ты, Скорик… поближе. Виднее будет. Если сможешь, тварь, — процедил Вейр, развернулся и пошел к жрецу.

Раньше бы он проехал мимо. Раньше. Но не теперь. На миг, на один страшный миг ему показалось, что там, у столба, она.

***

Когда Вейр размазал старосту по земле, я потеряла дар речи. Белое, злое лицо, глаза, в которых заледенела ярость. Его было не узнать. Даже когда мы воевали с Алоизием, он был более… человечным. Вейр рассек толпу, подошел в жрецу в некрашеной шерстяной рясе, и, без долгих разговоров, залепил кулаком в рожу, сшибив того с ног. Вопли об анафемах и ведьмах прервались, захлебнулись кровью. Гомон толпы стих, лишь стоны жреца и Скорика, да плач перепуганного ребенка слышались в холодном вечернем воздухе. Я шагнула к Вейру. Он даже не глянул на меня, молча стоял, сверля толпу глазами, переводя взгляд с одного на другого. Толпа раздалась, попятилась, круг палачей ширился, редел. Вейр отвернулся и принялся отвязывать несчастную. Я мельком осмотрела стонущего жреца, который ничего, кроме брезгливости, не вызывал. Жить будет. Тишина взорвалась гомоном, выкриками и проклятиями. Вместо коня на пятачке стоял огромный волк, расставив лапы и скаля зубы. Вейр, не оборачиваясь, махнул рукой. Первые ряды попадали, волной силы разметало костер, горящая солома полетела по площади. Я смотрела на людей и не узнавала. Звери. Охваченные жаждой убийства, ненавистью и злобой звери. Позади меня послышался стон и оборвался. В толпе ахнули, загомонили. Я мельком глянула назад. Жрец уже ничего сказать не сможет. Ольга снесла ему голову. Кровь толчками выливалась из шеи, заливая пожухлую траву, впитываясь в землю. Я сглотнула.

— Да что ж это такое деется, люди добрые! — мужичонка в драной телогрейке, схватив топор, валявшийся на земле, ринулся к нам и упал, покатился, сметенный с ног заклинанием. Толпа раздалась. Кричали дети, стонали мужики и бабы, переглядываясь между собой. Потрескивали догорающие ветви, запах костра щекотал ноздри. Сверкнула Ольгина спица, очертив круг. Стало тихо. На нас смотрели сотни глаз. Юная ведьма растирала запястья, не глядя на односельчан. Кто отводил глаза, кто хмуро и тихо ругался, кто-то стонал, но выкриков "сжечь" и "распни ведьму" я больше не слышала. Люди словно приходили в себя.

В глубине пустынной улицы показалась седая, сгорбленная фигурка, закутанная до пят в серый платок. Она шла, еле-еле переставляя ноги, опираясь на палку, медленно, неотвратимо, как сама судьба. Сельчане, один за другим, поворачивали головы, пятились, глядя на старуху. Ветер развевал её белые длинные волосы, клубился пылью у ног. Она шла, глядя черными провалившимися глазами, останавливалась около каждого, подолгу всматриваясь в лица. Мужики отводили глаза, женщины бледнели, краснели, расступались. Елена, растолкав односельчан, подбежала к старухе, обняла:

— Баба Неча, как же ты, быть не может…

Старуха отмахнулась от неё, тяжело оперлась на палку:

— Такая ваша благодарность, люди добрые? — "добрые" она прошипела. — Только я помирать, значит, собралась, вы, как трупоеды, на девку набросились? Прокляну!

Толпа молчала.

— Вам, незнакомцы, спасибо, — она хмуро глянула на нас, — если бы не вы, попалили бы девку, как пить дать. Одни такие мать её по ветру пеплом развеяли, Еленка у меня схоронилась, теперича эти… Ты, боров, — она вперилась глазищами на белого, как мел, старосту, сидящего в грязи. — Ежели бы не Еленка, дочь твоя бы на том свете была. Ты, Варвара, рази ж не она у постели Марыськи дневала и ночевала? Э… да что там, вам, воронам, толковать! Мало мне осталось, да и не вразумить вас, нелюдей…

Лицо веды посерело, скривилось от боли, она зашаталась и стала заваливаться набок. Вскрикнув, Елена подхватила падающее тело, на помощь подоспел Вейр.

— Я её отнесу в ближайший дом, ты, Ольга, присмотри здесь.

Вампирша кивнула, сверля разноцветными глазами толпу.