Джонатан Страуд - Последняя осада

Сквозь эту арку отчетливо слышался голос Маркуса, и Эмили начала разбирать отдельные куски того, что он говорил:

– …Как только я выйду, вы меня тут же арестуете, я ведь не дурак… Я захватил его, он мой по праву… Вы сами виноваты, что ворвались сюда.

Он тараторил слишком быстро, запинаясь и путаясь в словах. Эмили ускорила шаг, пересекла комнату и заглянула в арку. За аркой был узкий коридор, который раньше, видимо, вел на балкон, идущий вдоль стены зала. На протяжении первых нескольких метров там было темно и над головой была крыша, а потом потолок вдруг исчезал, и верхняя часть коридора была озарена бьющим сверху светом. Эмили поняла, что находится под той самой стеной, на которой стоит Маркус.

Девочка прошла еще немного по коридору и вышла под открытое небо. Под ногами заскрипел глубокий снег. Резкий белый свет выхватывал из темноты разрушенные стены по обе стороны коридора. Стены постепенно сходили на нет и под конец превращались в сплошное месиво льда и битого камня. Чуть подальше и пол становился небезопасным, поэтому коридор был перегорожен перилами. За перилами на каменной кладке росла трава, пучками торчащая из-под снега.

Эмили обернулась и посмотрела наверх. Маркус отчетливо выделялся на фоне неба, точно горгулья, подсвеченная сбоку. Он неловко сидел на стене, обхватив руками неровный камень зубца у своих ног. Его капюшон порвался и свисал набок, волосы спутались и торчали во все стороны; на голове, над самым виском, темнело липкое темное пятно. Он смотрел в пол, большая часть его лица была в тени. Кто-то, кого отсюда было не видно, разговаривал с ним – тихо, пытаясь успокоить. Эмили вдруг осознала, что она уже слышала этот голос. Это был мужчина, но не полицейский – это был отец Маркуса.

– …Тебе ведь не хочется сидеть здесь, – говорил голос. – Никому из нас не хочется. Спускайся, давай обсудим все по-человечески.

– Убирайся! – Голос Маркуса сделался почти неузнаваемым. – Я не хочу с тобой разговаривать. И видеть тебя не хочу! Держись от меня подальше, а то спрыгну! Честное слово!

– Если ты спустишься вниз, тебе не придется меня видеть, я тебе обещаю. Я вообще к тебе приближаться не буду. Для меня главное – знать, что ты в безопасности.

Эмили, стоявшая внизу, во тьме, скрипнула зубами. Какое отвратительное лицемерие! Слушаешь – и почти что веришь. Можно подумать, что он действительно беспокоится. Но на Маркуса это теперь уже не подействует. Эмили было за него страшно. Она вполголоса, так, чтобы не привлечь внимания посторонних, прошептала наверх:

– Маркус!

Нет, бесполезно. Он смотрит в другую сторону, он не услышит. Она слишком низко, и ее не видно. Эмили присмотрелась к стенам. Внутренняя стена была невысокая, где-то по пояс, но впереди резко уходила наверх. Она была где-то в метр толщиной – и это было все, что отделяло девочку от головокружительного полета на дно зала с высоты третьего этажа. Кроме того, стена была облеплена льдом и снегом.

Эмили заколебалась и посмотрела наверх – как там Маркус? Маркус слегка пошатывался – он явно смертельно устал. Она выругалась – понятно, что он сейчас ничего не соображает. Да, он наверняка спрыгнет вниз, это точно. Если только…

Она неуклюже закинула ногу на стену, навалилась животом на камни. Глубокий снег намочил ей лицо, джинсы тоже сразу промокли. Девочка осторожно поднялась на четвереньки, стараясь не замечать черной пропасти справа, и потихоньку поползла наверх.

А наверху, на свету, его отец по-прежнему продолжал врать.

– Ну, сколько раз я должен перед тобой извиняться? Я понимаю, я был очень зол, когда ты исчез, но это потому, что я из-за тебя волнуюсь, только и всего. Я не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось…

– Ага, ну да! Будь твоя воля, ты бы меня вообще под замок посадил. Ты мне все запрещаешь…

– Ну что, что я тебе запрещаю? А даже если и так, ты ведь тоже не без греха, Маркус. Ты тоже причинил мне боль.

Внизу Эмили сделала насмешливую гримасу. Вот ведь ни стыда, ни совести у человека! Острые кремни впивались в ладони и кололи колени через джинсы. Быстрее лезть она не могла – стена становилась слишком крутой, – но, если взобраться еще чуть повыше, наверное, он ее услышит…

– Причинил боль? Тебе? – хмыкнул Маркус – Чем это?

Мужчина запнулся, затем продолжал:

– Нам обоим пришлось нелегко, после того как твоя мать…

– Нет, ну чем я тебе боль-то причинил?

– Ну тем, что ты про меня говорил.

– Ничего я не говорил!

– Про твое лицо… что это я сделал…

– Ну и что? Да, это все ты! В каком-то смысле.

– Маркус…

– Если бы я так тебя не боялся, я бы не ехал обратно так быстро, верно? Я был бы осторожнее. Но я беспокоился… я отвлекся на этом углу. Потому и поскользнулся. Видишь? Так что это все из-за тебя!

– Но ведь это не то же самое, что избить тебя, Маркус…

– Ага, ну да! Это практически то же самое!

Эмили остановилась. Она вжалась лицом в снег. У нее было такое чувство, как будто ей врезали под дых, – она не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Ей показалось, будто ее вот-вот стошнит.

Так значит, он все-таки наврал! Прав был тот полицейский! Маркус все выдумал! И про лицо, и про побои – про все. Вранье… Сплошное вранье.

Она не знала, что им двигало – любовь к замку или ненависть к отцу. Не знала и не желала знать. Вот она висит на развалинах стены, рискует сломать себе шею ради него… У нее закружилась голова. И все это – весь этот бардак, – это его рук дело, и никто, кроме него, в этом не виноват! Это все его сеть лжи и полуправды, смесь истории и выдумки, которая заманила их сюда и удерживала здесь. Его байки завораживали их снова и снова, какими бы абсурдными они ни казались. Какие же они оба дураки – и Саймон, которого сейчас увозят во тьму в полицейской машине, и она, Эмили, ползущая в снегу по полуразрушенной стене! Полные идиоты. А Маркус просто водил их за нос.

В это время в ее отчаяние снова вклинился их разговор.

– Ну ладно, сынок, не будем спорить. Сейчас уже никому не интересно, кто что сказал. Мы просто хотим, чтобы ты слез оттуда.

– Ага, щас!

Эмили теперь казалось, что голос Маркуса похож на голос капризного ребенка.

– Я вообще не могу понять, почему ты здесь, – донесся голос отца. – Что для тебя этот замок?

Маркус ничего не ответил.

– Тебе нравится тут играть, да? Это хорошее место для игр?

– Для игр? Ну да, я так и знал, что ты ничего не поймешь!

– Но тогда почему же ты сюда забрался, сынок? Я действительно не понимаю, не понимаю, и все!

Маркус ответил не сразу, а когда он наконец заговорил, голос его звучал угрюмо и неуверенно.

– Он мне что-то дает. Здесь я чувствую, что…

Он остановился и начал сначала: