Татьяна Зингер - Чтица Слов

— Спасибо. И ещё, не рассказывай никому, что видела меня.

— Почему? — затаив дыхание, спросила Клаудия. — Вы работаете по какому-то секретному поручению? Потому вас объявили мертвым?

— Угу, — коротко, но с важностью бросил Иттан. Душил смех, но изгнанный декан светлого факультета навесил на лицо маску суровости. Возвращение в некогда родные стены взбодрило его, вывело из затяжного падения в бездну. Прибавило уверенности, растерянной после «гибели».

А перед глазами мутнело. Слепота напоминала о себе, прося подпитки.

— Ясно! Я буду нема, клянусь. — Клаудия вновь засияла, понимая, что Иттан разделил строжайшую тайну не с кем-нибудь, а с ней. — А вы ещё придете? — Она сложила ладошки в молящем жесте.

— Как знать, — заговорщицки протянул Иттан, направляясь к двери. — Я рад, что могу на тебя положиться.

— Всегда, — пикнула Клаудия.

По знакомым — боги, как он соскучился — коридорам он миновал жилой сектор, оставшись незамеченным никем из вездесущих адептов. Академия насквозь пропиталась магией, и новый Иттан различал её оттенки, вкушая темные и отбрасывая светлые. Было в этой энергии, наслаивающейся веками, нечто, что пугало желторотых первокурсников; что заставляло старших товарищей исследовать подвалы, задыхаясь от страха и предвкушения; что пополняло резерв всякого, кто мог воспользоваться дарованной силой.

Библиотека дремала. Лунный свет лился в окна, золотистой дымкой окутывал доверху наполненные стеллажи. На многих пылились нечитанными столь древние манускрипты, что видывали основателей академии. Помнится, Иттан, будучи студиозом, с придыханием листал страницы, помнящие пальцы великих колдунов. Да и потом, уже в должности декана, он относился к библиотечному фонду с особым трепетом, какой бывает у всякого увлеченного наукой человека. За что, наверное, и был особо любим стражем знаний.

Та, кстати, ожидала за стойкой, расчесанная, в выглаженной блузе, будто и не спала вовсе. А может, и не спала — ожидала Иттана; ей, давным-давно ослепшей старухе, чистокровной ведьме, были подвластна мудрость и то знание, какое не открывалось простым смертным. Истинная сила приоткрывала перед ней будущее.

— Дитя, ты более не принадлежишь академии, а потому тебе запрещен вход сюда, — проскрежетала она неодобрительно.

— Здравствуйте, София, — тепло поздоровался Иттан. — Как я по вам соскучился!

Беззубый рот стража расплылся в улыбке.

— Подлиза ты, мальчишка. С чем пожаловал?

— Вы сами знаете. — Иттан оперся локтями о стойку и рассматривал паутину морщин, изрезавших кожу. Сверху старушка казалась совсем миниатюрной, словно ребенок в теле дряхлой женщины.

Магия стража бесстыдно скользнула под кожу. Голос её переломился:

— Тьма глубоко поселилась в тебе. Она глядит твоими глазами и дышит твоими легкими. Скоро она заполнит тебя полностью, дитя.

Иттан прислушался к себе. Глухо, но нет чувства опасности. Тьма не просто заполняла его — она вжилась в тело и признало его своей собственностью.

— Нет такой книги, которая спасла бы тебя от самого себя. — Страж встала, держась за поясницу, но даже так она едва ли доставала Иттану до груди. Слепые глаза, подернутые пленкой, не моргали, но вглядываться в их молочную пустоту было невыносимо. Неужели глаза Иттана совсем недавно смотрели точно так же? Почему зрение вернулось?

И почему оно исчезало, если он не подпитывался чужой болью?

Иттан научился поглощать ту, обучаясь у Захария. Когда впервые прикоснулся истинной силой к телу умирающего — испытал облегчение, сродни живящему глотку воды. Но когда подпитка кончалась — червь внутри напоминал о себе, заволакивая мир перед глазами. Приходилось искать добавку, выпрашивать у деда больных и вкушать их страдания медленно, по капле.

— Что мне делать, София? — Иттан зажмурился. Он надеялся на подсказку всезнающей стража. Шел сюда, наплевав на меры предосторожности. И всё зря…

— Жить, — сказала женщина. — Уходи, пока тебя не обнаружили.

Просить дальше было бессмысленно. Ответ стража — всегда окончательный.

— До свидания, — Иттан поджал губы.

Страж не ответила, погруженная в свои мысли.

Всё впустую. Нужно скорее возвращаться в Затопленный город, где бездна однажды доконает и заставит броситься в неё. Но Иттан предпочел свернуть налево в том коридоре, где должен был идти прямо.

«Музей», — гласила табличка на незапертых дверях. Закрывать те не было смысла — ибо на любом предмете, хранящемся в двадцатиметровом зале, стояла трехступенчатая защита.

Чего тут только не было! Амулеты из зубов заморских чудищ, зачарованные доспехи, дары и вещицы, сотворенные выпускниками академии. Одних драгоценных камней хватило бы на небольшой ювелирный магазин. А сколько оружия: луки и арбалеты, тяжеловесные мечи и кинжалы с вязью рун на тончайших лезвиях.

Иттан пристально посмотрел на кошачий глаз. Воровато огляделся и пожал плечами.

Защитная сигнализация не успела сработать — Иттан лично помогал обновлять её в прошлом году, а потому магия признала своего. Н-да, ни один ректор не подумал бы, что кражей экспонатов займется преподаватель.

Камень оттягивал карман. Иттан, вдохнув на прощание родного наэлектризованного воздуха, беспрепятственно покинул академию знахарства и чародейств.

Спустя полчаса к ректору Виитаро Монро, мучающемуся от бессонницы, а потому попивающему ночной кофе, постучался начальник службы безопасности. Он, опустив взгляд как нашкодивший подросток, отрапортовал:

— В академию проникли! — и, задыхаясь от волнения, объяснил: — Граф Иттан Берк, некогда декан светлого факультета, а ныне безработный, к тому же объявленный погибшим, воспользовался тем, что защита запомнила его истинную силу, и беспрепятственно пробрался в жилой сектор. Он заходил к своей секретарше, но уже покинул замок.

— То есть, кроме молоденькой секретарши, нашего умершего графа ничего не интересовало?

— Думаю, да. — Начальник службы безопасности окончательно смутился.

— Занимательно, — ухмыльнулся ректор. — Очень занимательно. Вызовите ко мне Клаудию.

34

Денек выдался пасмурным и ветреным, но на базарной площади было не продохнуть. Плутоватые торговцы обвешивали покупателей, дамы со скучающими выражениями на крашеных физиономиях перебирали товары, надушенные мужчины торговались за каждую медянку. Тая играла третий час кряду, выжимала из себя всю душу, но и подавали ей необычно много, будто люди считали своим долгом поддержать девушку, терзающую скрипку в промозглый день.