Кулл беглец из Атлантиды - Роберт Ирвин Говард
Кулл мрачно кивнул. “Я король этого пурпурного королевства! И пока мое дыхание не остановится, а мой призрак не отправится по длинной дороге Теней, я буду королем! Что теперь?”
Раб низко поклонился: “Делкартес, дочь великого дома бора Баллин, желает аудиенции, высочайшее величество!”
Тень пробежала по челу короля. “Еще одна мольба в связи с ее проклятой любовной интрижкой!” - вздохнул он Брулу. “Может быть, тебе лучше уйти”. рабыне: “Позволь ей войти в присутствие”.
Кулл сидел в кресле, обитом бархатом, и пристально смотрел на Делкарта. Ей было всего около девятнадцати лет, и одетая по дорогой, но скудной моде валузийских благородных дам, она представляла собой восхитительную картину, красоту которой мог оценить даже король варваров. Ее кожа была изумительно белой, отчасти из-за многочисленных ванн с молоком и вином, но главным образом из-за ее наследия красоты. Ее щеки были естественно окрашены в нежно-розовый цвет, а губы были полными и красными. Из-под изящных черных бровей смотрела пара глубоких мягких глаз, темных, как тайна, и всю картину дополняла копна вьющихся черных шелковистых волос, частично перехваченных тонкой золотой лентой.
Делкартес опустилась на колени у ног короля и, сжав его закаленные мечом пальцы своими мягкими тонкими руками, посмотрела ему в глаза, ее собственные глаза светились мольбой и задумчивостью. Из всех людей в королевстве Кулл предпочитал не смотреть в глаза Делкарту. Временами он видел в них глубину очарования и тайны, о которых, как он знал, не подозревала даже она сама. Она знала кое-что о своих способностях, это избалованное дитя аристократии, но о своих полных силах она мало догадывалась из-за своей крайней молодости. Но Кулл, который был мудр в обычаях мужчин и женщин, с некоторым беспокойством осознал, что с возрастом Делкартес должен был стать огромной силой при дворе и в стране, к добру или к худу.
“Но, ваше величество”, - теперь она причитала, как ребенок, выпрашивающий игрушку. “Пожалуйста, позвольте мне выйти замуж за Далгара из Фарсуна! Он стал гражданином Валузии, он пользуется большой популярностью при дворе, как ты сам говоришь, тогда почему...
“Я уже говорил тебе”, - терпеливо произнес король. “Для меня ничего не значит, выйдешь ли ты замуж за Далгара, Брула или дьявола! Но твой отец не хочет, чтобы ты выходила замуж за этого фарсунианского авантюриста и...
“Но ты можешь заставить его позволить мне!” - воскликнула она.
“Дом бора Баллина я числю среди своих самых верных сторонников”, - ответил атлантиец, “а Горона бора Баллина, твоего отца, среди моих ближайших друзей. Когда я был одиноким гладиатором, он подружился со мной. Он одалживал мне деньги, когда я был простым солдатом, и он поддержал мое дело, когда я боролся за трон. Я бы не стал принуждать его к действию, которому он так яростно противостоит, или вмешиваться в его семейные дела, чтобы спасти свою правую руку ”.
Делкарт еще не усвоил, что некоторых мужчин не тронуть женскими уловками. Она умоляла, уговаривала и надувала губы. Она целовала Куллу руки, плакала на его могучей груди, сидела у него на коленях и спорила, все к его большому смущению – но безрезультатно. Кулл был искренне сочувствующим, но непреклонным. На все ее призывы и уговоры у него был один ответ: что это не его дело, что ее отец лучше знает, что ей нужно, и что он, Кулл, не собирается вмешиваться.
Наконец Делькартес бросила это занятие, посчитав его плохой работой, и покинула присутствие со склоненной головой и волочащимися шагами. Выходя из королевских покоев, она встретила входящего отца. Горон бора Баллин, догадавшись о цели визита своей дочери к королю, ничего ей не сказал, но взгляд, которым он одарил ее, красноречиво говорил о предстоящей порке. Девушка с несчастным видом забралась в свой паланкин, чувствуя, что ее ноша была слишком тяжела для любой другой девушки. Затем ее глубинная природа заявила о себе. Ее темные глаза горели бунтом, и она сказала несколько быстрых слов рабам, которые несли ее кресло.
Тем временем граф Горон стоял перед своим королем, и черты его лица застыли в маске формального почтения. Кулл заметил это выражение, и оно причинило ему боль. Между ним и всеми его подданными и союзниками существовали формальности, за исключением пикта, Брула и посла Канану, но эта заученная формальность была чем-то новым для графа Горона из бора Баллина, и Кулл догадывался о причине.
“Ваша дочь была здесь, граф”, - резко сказал он.
“Да, ваше величество”. Тон был бесстрастным и уважительным.
“Ты, наверное, знаешь почему. Она хочет выйти замуж за Далгара из Фарсуна”.
Граф величественно наклонил голову. “Если ваше величество так желает, ему стоит только сказать слово”. Черты его лица застыли в более жестких чертах.
Кулл, уязвленный, встал и прошел через комнату к окну, откуда еще раз взглянул на дремлющий город. Не поворачиваясь, он сказал: “Ни за половину своего королевства я не стал бы вмешиваться в ваши семейные дела, ни принуждать вас к тому, что вам неприятно”.
Граф мгновенно оказался рядом с ним, его официальность исчезла, его прекрасные глаза красноречиво говорили: “Ваше величество, я причинил вам зло в своих мыслях – я должен был знать–” Он сделал движение, как будто хотел преклонить колени, но Кулл удержал его.
Король ухмыльнулся. “Будьте спокойны, граф. Ваши личные дела - это ваше личное дело. Я не могу помочь вам, но вы можете помочь мне. В воздухе витает заговор; я чую опасность, как в ранней юности я чувствовал близость тигра в джунглях или змеи в высокой траве ”.
“Мои шпионы прочесывали город, ваше величество”, - сказал граф, его глаза загорелись от перспективы активных действий. “Люди ропщут, как они будут роптать при любом правителе, но недавно я пришел от Канану в консульство, и он сказал мне предупредить вас, что имело место внешнее влияние и иностранные деньги. Он сказал, что не знает ничего определенного, но его пикты получили кое-какую информацию от пьяного слуги верулианского посла – смутные намеки на какой-то предательский переворот, который планирует правительство.”
Кулл хмыкнул. “Верулианское коварство вошло в поговорку. Но Генерал Дала,
