Талиесин - Лоухед Стивен Рэй
Крики толпы перекрыл низкий рокот. Он шел из-под ног, и, казалось, каменные кости выворачиваются из суставов, исполинские жернова трутся один о другой, скрипят великаньи зубы, древние корни трещат и с хрустом выворачиваются из земли.
Харита видела, как с лиц вокруг нее сходит ликование и сменяется диким ужасом. Белый песок арены ходил волнами, как море. Жоет и Перонн крепко держали свою предводительницу, хотя земля под ними дрожала и колыхалась.
В следующий миг наступила зловещая тишина, в которую ворвался отчаянный вой собак — странный, потусторонний. Чудилось, что завывают все псы в городе.
Белая пыль кружилась в воздухе, застилая солнце. Люди переглядывались в блеклом, призрачном свете, не понимая, что происходит.
Однако землетрясение кончилось, как не бывало, только тихо оседала белая пыль да выли испуганные собаки.
Глава 4
Увечье Хариты помогло Чайкам смириться с ее решением. Когда она объявила, что больше не выйдет на арену и они свободны, никто не посмел перечить. Все собрались в ее комнате, чтобы выслушать приговор, а выслушав, восприняли его с мрачной покорностью, без укоров и возражений. Ясно было, что о новом предводителе не может быть и речи.
— Если ты уйдешь, мы уйдем с тобой, — сказал Жоет.
— У нас есть золото, — добавила Белисса. — Можно купить дом в городе и поселиться всем вместе.
— И что потом? Что мы будем делать? — спросила Харита. — Нет, дорогие Жоет, Белисса, пора подумать о новой жизни. Разойдемся каждый в свою сторону. Мы были Чайками, это время навсегда останется с нами, но теперь оно закончилось.
— Просто мы не хотим с тобой расставаться, — всхлипнула Галая.
На лицах танцоров было написано такое уныние, что Хариту даже передернуло. Нашли из-за чего нюни распускать!
— Жизнь, Галая, — резко произнесла она. — Неужели ты так долго была мертва, что забыла значение этого слова? Когда танцор входит в храм, он приносит себя в жертву. Он мертв. Он живет только в танце. Если он танцует хорошо, бог милостиво дозволяет ему продолжать. Но однажды… однажды Бел заявляет свои права, и танцор покорно склоняется перед ним. Со мной это случилось. И я не хочу пережить такое вторично.
— Мы тебя любим, — сказала Калили.
— И я тоже люблю вас, всех и каждого. Ради этого нам и дана жизнь — ради любви. Неужели вы хотите выступать и дальше, гибнуть на глазах у друзей, один за другим? А ничего другого нас не ждет. Рано или поздно нас растопчут копытами или пронзят рогами. Печаль неуместна. Надо радоваться будущему, а не оплакивать прошлое. Белрен вернул нам жизнь. Мы целы! Мы будем жить!
Чайки переглянулись сумрачно, безнадежно, и тут заговорил Жоет.
— Тройку с одной руки, — произнес он с упоением. — Не видел бы вот этими самыми глазами, не поверил бы. А расскажешь кому — назовут лжецом.
— Кто назовет? — возразил Перонн. — Весь город видел. Люди ни о чем другом не говорят. По всем Девяти царствам слух идет. Скоро весь мир узнает!
— Когда я увидела, что ты преклонила колени перед быком, — тихо сказала Белисса, — я поняла, что тебе конец. Но когда я увидела твое приветствие… никогда этого не забуду.
— Так живи долго и помни, Белисса. — Харита обвела взглядом остальных. — И вы все живите долго и помните.
— Увидим ли мы тебя еще? — спросила Юноя.
— Конечно, увидите. Я никуда не денусь.
— Что ты будешь делать? — полюбопытствовала Калили.
— Отправлюсь на какое-то время домой, лечиться. Как встану на ноги, вернусь сюда. — Она замолчала и откинулась на подушки. — А теперь идите. Настало время мечтать и составлять планы на будущее.
Жоет и Перонн без усилия подняли кресло и поднесли к кровати. Марофон выполз из угла, в котором сидел, опустился на пол и положил ей голову на колени. Она погладила его темные волосы.
— Прости, — хрипло выговорил он. — Я хотел выбежать на арену вместо тебя. Я готов был за тебя умереть. Я думал…
— Ш-ш-ш, — прошептала Харита. — Все позади.
— Нет, я виноват.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— В чем? В том, что служитель выпустил не того быка?
— Ты знаешь, о чем я.
— Знаю, и это не имеет никакого значения.
— Но я…
— Неважно, Маро.
Он склонился над ней — в глазах его стояли слезы — и легонько поцеловал ее в щеку.
— Спасибо… спасибо за мою жизнь.
— Иди и отыщи свою танцовщицу, — прошептала она. — Возьми ее с собой. Для вас обоих начнется новая жизнь.
Жоет и Перонн подняли Хариту и с величайшей осторожностью переложили в постель. Потом, один за другим, танцоры подошли к ней и попрощались.
Несмотря на неусыпные заботы Белрена, постоянное внимание двух лекарей, которых прислала сама царица Данея, и целый поток даров, сладостей и цветов, грозивший порою затопить комнаты, прошло несколько недель, прежде чем Харита нашла в себе силы пуститься в путь.
Ранним утром она вышла из покоев и села в повозку, ожидавшую на площади перед храмом. Ее скромные пожитки вместе с подарками, которые она выбрала для близких, были уже уложены. Повозкой снабдила ее Данея, равно как и целой толпою слуг под бдительным оком жреца — царица лично поручила им следить, чтобы Харита ехала медленно, с остановками и чтобы любые ее просьбы немедленно исполнялись.
Они проехали полупустыми улицами и свернули на Дорогу процессий, пересекли все три городских кольца, но лишь когда миновали ворота и покатили к зеленым холмам на севере у подножия окутанного облаками Атланта, Харита осознала, что и впрямь уезжает. До нее внезапно дошло, что она не рассчитывала вернуться домой. Дом — само это слово пробудило в сердце теплое, давно забытое чувство.
Тем не менее она не знала, какой ожидать встречи. Она помнила день своего отъезда. Это было вскоре после похорон Брисеиды. Отец держался все с той же необъяснимой враждебностью, и Харита понимала, что им под одним кровом не жить. Он винил ее в смерти матери. Лишь много позже Харита узнала, что Сейтенин был в сговоре с Нестором, он-то и организовал нападение. Двурушничество Сейтенина стало поводом к войне, охватившей теперь пол-Атлантиды.
Харита тоже винила себя, но за другое. Ее вина была куда глубже, чем мнилось отцу: она осталась жива, когда ее мать погибла. Царевна считала, что зарубить должны были ее. Да, Аваллах лишился жены, но она, Харита, утратила мать.
«Ты выбрала бычью арену — ты выбрала смерть», — сказала Верховная царица. Она угадала.
Но жизнь — навязчивый дар. Как ни пыталась Харита от нее избавиться, жизнь стояла на своем. А если бычья арена чему-то ее научила, то лишь этому: все стоящее дается болью и потом. А значит, первым делом нужно вскрыть зарубцевавшиеся раны, чтобы могло начаться настоящее исцеление.
День за днем дорога взбиралась все выше, а мощный Атлант рос, пока не заслонил весь горизонт. Харита смотрела, как на нижних склонах ведут свою бесконечную игру тени от облаков. Она много спала и чувствовала, что к ней постепенно возвращаются силы.
Однако пришел день, когда Харита не смогла уснуть. Каждый камешек под колесами болезненно отдавался в спине, яростное белое солнце нещадно палило, знойный ветер вздымал едкую пыль, горы высились заносчиво и враждебно, окутанные мрачными серыми облаками. Харита смотрела на голые каменистые кручи, уходящие к подножию горы-исполина, и ей почудилась вдали одинокая человеческая фигура.
Она зажмурилась, а когда открыла глаза, фигура исчезла. Она вновь попыталась задремать, но смутное беспокойство не отпускало. Мысли вновь и вновь устремлялись к далекому холму. Она снова взглянула и снова различила на фоне бледного силуэта горы темные очертания человека.
— Стойте! — крикнула она. Повозка остановилась. Двое сопровождающих слуг спрыгнули со своей колесницы и подбежали к Харите.
— Что тебе угодно, царевна? — с тревогой спросил один.
— Я хочу выйти.
Слуги переглянулись, и один из них побежал прочь.
— Надо позвать жреца, — объяснил его товарищ.