Попаданство с вакансией (СИ) - Осинина Нюра

— Семёну друзья рассказывали, пока его ещё в Москву не увезли, что Фарид исчез бесследно. Собака следа не взяла, крутилась на одном месте и скулила. Но, сказывал, что скулила не так, когда след присыпан порошком, отбивающим нюх, а с подвыванием, как по покойнику. Но, вроде, дело это как-то замяли и памятник на вашей могиле поставили на четверых. Родители твои ездили на могилу, когда похоронку получили. А потом что было? Здесь.

— Очнулся непонятно где, — Стеф развернулся, продолжая стоять у окна. — Тело не моё. Люди не знакомые, одежда не наша. Лежу на земле. Это позже я узнал, что во время учебного боя, когда в мой слабенький щит влетел сгусток файера, у меня душа улетела. Тоесть не у меня, а у Стефанса Вудворда, студента первого курса боевого факультета Королевской Магической Академии. То, что тело не моё, я понял сразу, как пришёл в себя. Ты же помнишь, каким я был? Да ещё в армии подкачался. А тут не я, тут хлипик какой-то. Потом выяснилось, что моложе меня на два года. Меня в лекарскую унесли. Студентам с лекарского факультета показывали, наблюдение установили. Лекари сразу определили обмен души. Полгода в клоунах ходил, пока студенты зачёты не сдали. Ходячее учебное пособие. Ну, и ребята-одногруппники молодцы — занимались со мной, помогали осваиваться. Родителям спасибо, не отказались, привечали, как родного. Да для них-то и был родной, только сильно переболевший и памяти лишившийся. Но с их помощью в памяти многое восстановилось. И братья. Старший на последнем курсе учился, а младший на три года моложе. Много чего порассказали. Тут ещё сработал эффект сердечной памяти, или как ещё называют, память тела. И я к родителям крепко привязался, с братьями у меня тесная дружба. А ещё меня род признал. Меня на неделю домой отпустили. С магией у меня что-то случилось — не проявлялась. Родители в родовой храм привели. Я такое впервые в жизни видел. Жуть. Привидения родственников. Целая толпа. Совещались, что делать? Почему без магии остался? Старец там был. Древний. «Не могу, — говорит, — больше в мире существовать. Устал. Отпустите на перерождение. Мальчишке Силу свою передам». Остальные духи с ним согласились. Молитву какую-то хором пропели, или заклинание это было. Я ни слова не понял. Только почувствовал, как по телу огненная лава растекается, кончики пальцев рук словно иголками прокалывают. Я сознание потерял. Очнулся в кровати, а рядом в кресле мать сидит, дремлет. Отец вошёл, увидел, что я очнулся, мать за плечо тронул. В общем, вернулся в Академию с ещё бóльшим уровнем Силы владения магией. Учился управлять ей. Над телом, что мне досталось, я, конечно, поиздевался. Я в армии боксом занимался и самообороной. Вот и тут не растерялся. Сам тренировался и ребят привлёк. Перчаток боксёрских не было, так студенты с артефактного факультета придумали артефакт — «воздушная перчатка». Внутрь кожаных рукавиц закладываешь в ладонь камешек и сжимаешь кулак. Образуется вокруг кулака поверх рукавицы воздушный плотный щит. Рука защищена и удар пружинит. Но синяки в месте удара сразу образуются.

— А как ты к королю в друзья попал?

— Откуда знаешь?

— Да как только мы вошли, Величество сообщил нам об этом. Он сказал, что его друг и Глава Магконтроля герцог Стефанс ду Вудворд подсунул ему очень секретные документы и просил оказать нам помощь.

— Вот ведь! Просил же, чтоб меня не выдавал. Да что уж теперь. Сдружился-то я не с королём, а ещё с принцем Доджем. Он в нашей группе был. Нормальный парень, не высокомерный, общительный. Мне очень во многом помог. Меня хотели отчислить из Академии, так он упросил отца посодействовать, чтоб оставили. Дали нам с ним срок полгода. Если я по знаниям не выровняюсь со всеми, то вынужден буду с Академией попрощаться. Вот он за меня взялся и группу привлёк. Когда мы с Доджем сдружились, я много ему рассказывал о Земле. Он потребовал обучить его моему языку.

— Зачем?

— Он заявил, что когда станет королём, а я Главой Магического Контроля, мы введём русский язык, как тайный. И обучать этому языку будем под магической клятвой. Так что русский язык в королевстве знают наши послы, разведчики, ну и ещё несколько человек.

— Вы же в дружественных отношениях с соседями. Зачем вам у них шпионы?

— Отношения дружественные, но присматривать за соседями нужно. Особенно за Познарией.

Я слушала Стефа со странным двойственным чувством. Я надеялась, что всё же это он — Степан. Ждала этого разговора, признания. Но где сумасшедшая радость со слезами и счастливым смехом? Что-то во мне оборвалось, и душа наполнилась давящей пустотой. Неужели я надеялась на другое? Ожидала услышать, что он Николай? Наверное. Я же Степана не любила, только думала, что люблю. Что было между нами? Несколько минут разговора шестнадцатилетней девчонки с полупьяным девятнадцатилетним парнем, один поцелуй с обещанием ждать, потому что так и так ещё подрасти нужно, и три года переписки. И чувство превосходства над признанными красавицами, особенно перед сестрой, гордилась, дурёха: вот, мол, не вас, красивых скороспелок, и не тебя, сестрица, выбрал первый парень на селе. И всё. А эти три года всегда рядом был Николай, мой Колька, мой почти сиамский близнец. И даже когда он уехал учиться на лётчика, и мы встречались раз в полгода, и кроме почти целомудренных поцелуев ничего не было, он оставался МОИМ. Мы с ним вросли друг в друга. О Степане я такого сказать не могла. А когда Кольки не стало, во мне образовался вакуум. И этот вакуум я лелеяла, пестовала, пока не увидела беспомощность и растерянность Юрки Скорнякова, ехавшего в автобусе из роддома с месячной малюткой на руках. В дом малютки он дочь не отдал. В тот же день я пришла к нему. Вакуум постепенно заполнился проснувшимся материнством. И вот теперь передо мной сидит мужчина, в котором живёт душа Степана, смотрит на меня выжидающе, а у меня и слов нет. Подожди, Стёпа, я сейчас, я не позволю пустоте разрастись до вакуума. В груди запекло, и по щекам потекли слёзы.

— Лёв, ты что? — мужчина подошёл, присел на соседний стул, обнял меня. — Тише, тише, Лёвушка, не плачь. Ты теперь точно не одна. Я всегда буду рядом. Что в моих силах, во всём помогу. А в моих силах очень многое. Я не последний человек в королевстве. Ты лучше расскажи, как там мои? Кто жив, кого нет, как жили, как ты жила?

Я, вдох-выдох, сгребла себя в кучку, сжала в кулак, всхлипнула, успокаиваясь. Выпуталась из рук Стефанса-Степана.

Рассказала об изменениях в государстве. Но это было потом. А сначала была нелепая гибель Николая. Споткнулась судорожно на имени, рассказывая о его гибели.

Стеф, нет, Степан скрежетнул зубами, стискивая челюсти так, что резко проявились желваки.

— Как только родители пережили?

— Очень тяжело. Тётя Дарья с сердцем слегла, пролежала в областной больнице почти два месяца. Дядя Гриша запил, было, по-чёрному, но вовремя остановился. Серёжа с Груней удержали.

— А ты? Любила ведь его? Не говори ничего, не надо. Вижу, что любила. В письмах мне всё о деревенских новостях писала, а о любви ни слова. Я надеялся, что вернусь и добьюсь ответного чувства. Что у вас с Колькой ничего серьёзного, так, юношеская влюблённость. Посмеивался, когда от брата письма получал. Он в каждом письме твердил: не надейся. ОНА МОЯ! Крупными буквами.

— Да, любила. Он меня берёг. Понимаешь, берёг. Всё говорил, что, чтобы семью создать, надо базу иметь в виде зарплаты. Мечтали, что оба окончим учиться, вот тогда…. Когда его не стало, для меня свет погас. Жила в потёмках, без радости. Берёг. А я, сбережённая-то, Юре Скорнякову досталась. Но… о-о-ох, — я даже воздухом захлебнулась от неожиданной мысли, — вот прямо сейчас я вдруг поняла одну вещь. Тогда, в то время, я не задумывалась об этом. А сейчас, вспомнила тот период, наши отношения. Вот ты сказал, что я любила Николая. И я признала это. А сейчас поняла — любила-то я его не как мужчину. Да и он тоже. Тут была другая любовь. Мы слишком проросли друг в друге. Не заметили, как стали почти братом и сестрой. Мы всегда были вместе, с ясельного возраста. И, конечно, любили друг друга. У меня, да я думаю, и у него было внутреннее табу на близость. Потому и тянули с женитьбой. Сами не догадываясь, почему. Слушай, Стёп, может, тогда и началась моя подготовка для этого мира? Господи, неужто? Я говорю сумбурно, может не всё понятно. Да, ладно, что сейчас-то об этом толковать? Жизнь земная закончилась. А здесь посмотрим, как всё сложится.