Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

Прости, пожалуйста… не учёл… Но на концерт ты не откажешься пойти со мной?" – "Перезвони мне завтра, и я тебе скажу насчёт концерта…" – тут же раздались короткие гудки. Моти с недоуменным видом отходит от телефона-автомата. Лицо его пылает от неловкости.

Бенци с самым безразличным видом, как бы случайно ухватывает обрывки нисколько неинтересного ему разговора, и улыбается… …

А вот и Бенци у телефона в той же позе, что и Моти, так же прижимая к уху трубку и, улыбаясь, негромко басит: "Нехамеле, привет! Это я!" – "Узнаю, узнаю, чеширский лев! По рычащей усмешке узнаю!" – радостно засмеялась Нехама. – "Ну, что ты, когда с тобой разговариваю, я не рычу, а тихонько мурлычу! Так как насчёт встречи?" – "Ты знаешь, неудобно получилось…" – "Не понял… Что значит – неудобно?" – удивлённо и встревожено спросил Бенци. – "Не обращай внимания…

Ты ни при чём… Вот что… давай пойдём на концерт клейзмерской музыки… Ты позови Моти, а я приду с Рути… Я тебе потом всё объясню, ладно? Я надеюсь, они нам не помешают?" – "Как скажешь, Нехамеле, как скажешь!" – покраснев, отвечал Бенци. – "Только я тебя прошу, постарайся уделить какое-то внимание Рути и привлечь к ней внимание Моти… Ладно?" Бенци просиял: "Понял! Обязательно! Но я не могу ему ничего сказать напрямую…" – "А и не надо! Будем тоньше и деликатней… Кстати… Мои уже интересуются, что за парень, обладатель могучего львиного баритона, мне названивает чуть ли не каждый день. Я обещала пригласить тебя в гости и познакомить… Ты не против познакомиться с моими папой, мамой, братишками и сестрёнкой?.." – "Ой, Нехама! Неужели правда? Конечно, не против!" – смущённо и радостно воскликнул Бенци и тут же опасливо оглянулся – не слушает ли кто…

Со школьных лет стройный красавец с бархатистыми горячими глазами, избалованный многочисленными поклонницами, уверовал в свою неотразимость: он никогда не встречал отказа даже у самых признанных красавиц. Даже его средний рост не был помехой. Девчонки толпами бегали за ним, и он мог выбирать из них самую красивую.

Он был слишком молод и не задумывался, почему после пары встреч ему становилось непереносимо скучно с очередной красавицей.

А тут… Бегут дни за днями, недели за неделями, а он чувствует, что не может оставить эту неприступную гордячку и поискать себе что-то поближе и доступней.

Неужели непохожесть этой религиозной девушки на всё то, что он встречал до сих пор, так на него влияет?

Моти с большим трудом удавалось на считанные минуты переключать внимание Нехамы с Бенци на себя. Естественно, всеми силами пытаясь привлечь внимание Нехамы, он почти не замечал, как Рути, молча прильнув к подруге, снизу вверх смущённо, украдкой поглядывала на него. Только и остались в памяти о тех днях её серые выразительно-печальные глаза раненой газели, да маленькие пухленькие ручки, неожиданно длинными гибкими пальцами теребящие косу, тугой светлорусый завиток…

Ох, уж этот завиток! Почему он так врезался ему в память о тех днях? Почему он, Моти, так и не смог его позабыть? Наверно, потому, что Рути давно рассталась со своей красивой пышной косой…

Тихая сероглазая Рути, девушка из очень строгой религиозной семьи, которая в тот первый вечер как бы оказалась в стороне, сразу же без памяти влюбилась в яркого красавца Моти. Ей пришлось с мучительным интересом наблюдать, как два весёлых солдата устроили с Нехамой словесный пинг-понг. Можно только догадываться, скольких бессонных ночей и пролитых слёз стоило ей каждый раз наблюдать попытки ухаживания стройного красавца с необыкновенными сияющими глазами за её подругой.

Однако, та, на её счастье, неизменно подчёркивала своё внимание и интерес к добродушному крепышу с медной гривой и большими каре-зеленоватыми глазами, делающими его похожим на улыбающегося льва, со смешными пухлыми щёчками и очками в немодной оправе.

Время от времени то Бенци, то Нехама втягивали в общение застенчивую, полненькую, сероглазую девушку. В то же время было ясно: Нехама не хочет, чтобы Моти уходил.

Когда он, обиженный её невниманием и вежливым равнодушием, демонстративно поворачивался, чтобы уйти, Нехама и Бенци хором просили не обижаться и не покидать их. Это для Моти оставалось долгое время загадкой и вселяло какую-то безумную надежду.

Значительно позже Моти узнал, что и Бенци звонил Нехаме каждый день, и их беседы продолжались гораздо больше времени – пока стоящие за ним парни не напоминали в тактичной (или не очень) форме о том, что Бенци не единоличный владелец общественного телефона. А ведь они стояли у того же телефона-автомата в одно и то же время, в одной очереди, и Бенци неизменно за ним, через пару-другую человек. (В те годы ещё никто и не представлял себе такого привычного атрибута дней нынешних, как мобильный, он же сотовый, телефон, который, с лёгкой руки эранийских "американцев", в Арцене стали называть та-фоном.) После того, как приятели через считанные недели демобилизовались и вернулись домой, Бенци и Нехама встречались гораздо чаще, чем Нехама соглашалась на встречи вчетвером. Тогда Моти не могло придти в голову, что на встречи вчетвером Нехама соглашалась единственно ради Рути: она хотела дать возможность подруге лишний раз увидеть Моти, заодно надеясь, что Моти обратит внимание на влюблённую в него застенчивую девушку и оставит безнадёжные попытки ухаживания за, Нехамой.

Моти впоследствии не мог понять, что же это с ним, кумиром девушек, случилось…

Чем околдовала его религиозная Нехама, в которой весёлая бойкость искусно сочеталась со скромным и гордым достоинством. А может, его околдовали обе девушки сразу, а он этого тогда не понял?.. И снова перед глазами задумавшегося Моти вспыхнул тугой светлорусый завиток пышной косы Рути и её маленькие пухленькие ручки с неожиданно длинными и сильными пальцами пианистки, нервно теребящие этот колдовской завиток.

Демобилизовавшись, Моти снял квартирку-студию в шумном, центральном, торговом эранийском микрорайоне Эрания-Бет (в те годы снять в этом месте небольшую студию не составляло для демобилизованного солдата никакого труда), начал работать и готовился поступать в университет. Родители, которых бизнес отца побудил перебраться в Австралию, пока Моти служил в армии, звали его к себе, но он не захотел никуда уезжать из Арцены. Моти был приятно удивлён, что отец предложил ему помочь и оплачивать его учёбу.

Бенци продолжал жить в доме своих родителей в Меирии, где-то работая и вечерами посещая йешиву. Он не оставлял надежды поступить в какой-нибудь колледж и изучать что-то связанное с экономикой и компьютерами. Спустя несколько лет он действительно стал первым в своей семье обладателем академической степени.