Майкл Муркок - Древо скрелингов

– Конечно. Но ты не спишь. В конце концов, у меня есть навыки похитителя снов. Если кто-нибудь и способен развеять твои сомнения, то только я.

Он кивнул, успокаиваясь и благодарно стискивая мою ладонь. Я видела, что он взбудоражен. Что такого мы увидели на острове?

Ульрик ничего не мог мне объяснить. Он был совершенно спокоен вплоть до того мгновения, когда увидел в окне свое помолодевшее "я". Потом он почувствовал, как время растворяется, проскальзывает, протекает сквозь рычаги слабой, хрупкой власти, которую мы над ним имели.

– Утратить контроль над временем и позволить Хаосу вновь вторгнуться в этот мир означало бы потерять тебя, возможно, детей- все, что связано с тобой и что я ценю.

Пришлось ему напомнить, что я здесь, рядом, что утром мы сможем пробежать несколько миль до Инглиштауна, позвонить в школу Майкла Холла и поговорить с нашими любимыми детьми.

– Мы убедимся в том, что у них все хорошо. И если твои тревоги не улягутся, мы сможем уехать в Рочестер и погостить у твоего кузена.- Дик фон Бек работал в «Истмен Компани», и всегда был рад видеть нас у себя.

Ульрик вновь попытался справиться со своими страхами, и вскоре стал таким, как прежде. Я упомянула о замеченных нами искаженных тенях, похожих на гигантских туманных призраков. Однако все это время лицо и фигура юноши оставались отчетливыми, как будто только он находился в фокусе.

– Туман, как и воздух пустынь, порой порождает удивительные видения.

– Я не уверен, что дело в тумане… – Ульрик вновь тяжело вздохнул.

Он объяснил мне, что одной из причин его беспокойства было нарушение перспективы. Оно словно перенесло его в миры грез и магии. Он напомнил мне об угрозе, исходящей от его родственника Гейнора – угрозе, которой мы по-прежнему должны были опасаться.

– Но ведь сущность Гейнора была рассеяна, – возразила я. – Его распылили на миллионы частиц, на миллионы разных инкарнаций.

– Нет, – ответил Ульрик. – Боюсь, это уже не так. Гейнор, с которым мы сражались – лишь один из Гейноров. У меня такое чувство, будто бы он возродился. Он изменил свою стратегию. Он больше не действует напрямую. Он словно затаился в нашем отдаленном прошлом. Это неприятное чувство. Мне постоянно снится, как он подбирается к нам со спины. – Негромкий смешок Ульрика показался мне необычно нервным.

– У меня нет такого ощущения, хотя именно я, а не ты наделена экстрасенсорными возможностями – сказала я. – Поверь, я сразу почувствую, если он объявится рядом.

– Это лишь часть того, что я узнал в своих снах, – продолжал Ульрик. – Отныне он действует не напрямую, а через посредника. Откуда-то издалека.

Мне больше нечем было успокоить его. Я понимала, что Вечного Хищника нельзя победить, но мы, те, кто способен разгадывать его методы и обличия, должны неотрывно следить за ним. И все же я не ощущала присутствия Гейнора. Пока мы беседовали, ветер усилился, стал громче; он носился вокруг дома, завывая в водосточных трубах и пытаясь сорвать ставни.

В конце концов, мне удалось уложить Ульрика в постель и погрузить его в сон. Донельзя утомленная, я и сама уснула, невзирая на рев ветра. Я смутно помню, что ночью ветер опять усилился и Ульрик поднялся с постели, но я подумала, что он хочет закрыть окно.

Я проснулась перед самым рассветом. Снаружи по-прежнему шумел ветер, но я услышала что-то еще. Ульрика в кровати не было. Я решила, что он все еще терзается тревогой и поднялся на второй этаж, дожидаясь первых солнечных лучей, чтобы рассмотреть в бинокль старый дом на островке. Однако следующий звук, который я уловила, был громче и резче, и я, не помня себя, в одной пижаме взбежала по лестнице.

Большая комната только что опустела.

Здесь была борьба. Створки двери, ведущей на крышу, были распахнуты настежь, стекла треснули, Ульрика нигде не было видно. Я выскочила на крышу и увидела расплывчатые фигуры у самого уреза воды. Туманные, словно мраморные тела- очевидно, индейцы. Вероятно, они вымазались сажей. Я знала, что такой обычай был принят в древних культах племен лакота, но не сталкивалась ни с чем подобным в здешних местах. Однако эта мысль тут же вылетела у меня из головы, как только я заметила, что они тащат Ульрика к большому каноэ, вырубленному из ствола березы. Мне было трудно представить, что сейчас, во второй половине двадцатого века, моего мужа похитят индейцы!

Я закричала, требуя остановиться, и сбежала к серой воде, но индейцы уже отчалили от берега, вздымая тучи брызг, которые производили в воздухе странную рябь. Один из похитителей плыл на нашей лодке. Он напрягал мощные руки, и мускулы на его спине ходили ходуном. Его намазанное маслом тело сверкало, а одинокую прядь волос украшали перья, которые змеились по спине, будто шрам. На нем была необычная боевая раскраска. Могла ли это быть одна из тех старых "войн плача", которые индейцы начинали после того, как теряли убитыми слишком много своих бойцов? Но зачем красть белого человека?

Туман все еще был густой, он искажал очертания растворявшихся в нем силуэтов. На мгновение я увидела глаза Ульрика, в которых застыл страх за меня. Индейцы стремительно гнали лодки к Аулд Строму. Ветер вновь усилился, вздымая волны и сворачивая туман в причудливые фигуры.

Потом индейцы исчезли. Ветер тоже стих, словно отправившись за ними в погоню.

Мой разум уступил место инстинктам. Во внезапно наступившей тишине я невольно обратилась всеми чувствами к воде, нащупывая интеллект своей союзницы, затаившийся в глубинах далеко от берега. Едва я отыскала ее, она с готовностью отозвалась на мою просьбу о встрече. Она отнеслась ко мне с интересом, если не с сочувствием. Вода заполнила мое сознание, стала моим миром, а я продолжала умолять, упрашивать, торговаться, требовать – и все это на протяжении считанных секунд.

Нехотя мне позволили принять обличие старой царственной повелительницы, которая неподвижно лежала в глубине, недоступной для течения прилива, и принимала знаки почтения от своих подданных в радиусе тысячи километров.

Потомки легендарных элементалей рыб, известные в фольклоре под названием "потерявшихся мальков", они являли собой сообщество душ, которым от природы был присущ альтруизм, и эта леди принадлежала к их числу. Она обдумала мою просьбу, лениво шевеля плавниками.

"Мой долг – не умирать, а оставаться в живых", – услышала я.

"Все мы живем поступками, – возразила я. – Разве живет тот, кто всего лишь существует?" "Ты дерзка. Но так и быть. Твоя молодость объединится с моей мудростью и моим телом, и мы попробуем найти существо, которое ты любишь." Я слилась с Фулеттой, Большой Семгой. Она сознавала опасность, которая нас подстерегала.