Лис Арден - Алмаз темной крови. Книга 2(неокончена)

И в тот миг, когда хранителю стало безнадежно ясно, что такого натиска ему не удержать, когда его обессилевшая рука выронила щит, а меч мог только скользить по доспеху противника, — покрывая шум битвы, прорываясь сквозь раскаленный воздух, откуда-то сверху разрывающим сердце отчаянием прозвенел крик:

— Сурт! Пощади!

Эта мольба о пощаде, невозможная и неуместная, буквально отшвырнула Сурта от поверженного. Тот же, оглушенный, способный разве что дышать, все же смог перевернуться набок, сжимая рукоять клинка и пытаясь приподняться.

Между тем воин в серых доспехах, позабыв на время об обессиленном противнике, развернулся к новым врагам. Даже у богов бывают верные и преданные друзья. Два альва, всегдашние спутники бога-хранителя, не посчитали свои жизни слишком дорогой ценой за биение сердца своего господина и были готовы послужить ему — в последний раз.

Оба они были вооружены копьями — мастерски владея этим оружием, напали слаженно и ловко — старший метил Сурту в лицо, а тот, что был помоложе, старался бить по ногам. Некоторое время альвы держались, едва ли не тесня своего грозного противника — однако тот был несравненно опаснее и опытнее. Ему удалось, увернувшись от целившего в грудь копья, пустить саблю вскользь вдоль древка, отсекая юноше пальцы вместе с кистями; тот покачнулся, роняя копье — хватило единственного удара, чтобы покончить с ним. Между тем тот, кого с таким мужеством защищали альвы, уже почти пришел в себя; все еще обессиленный, он едва ли смог бы подняться на ноги. И гибель альва, и собственная беспомощность привели его в ярость; он сорвал с себя шлем и в отчаянии швырнул его в Сурта.

Тяжелый шлем ударил Сурта в плечо; дернув головой, он на единственный миг подался в сторону оставленного врага — и этого мгновения оставшемуся в живых альву хватило, чтобы успеть ударить развернувшегося противника копьем под колено, вложив в этот удар все оставшиеся силы.

Ртутно-зеркальная личина дрогнула, по ней словно прошла гримаса… Названный Суртом упал, личина, по-прежнему бесстрастная, уткнулась в траву. А на его место тут же встал другой воин.

— Что ж… вам играть еще рано… — Сурт покачал головой и несерьезно нахмурил брови в ответ на недовольное фырканье Гарма. — Успеется. А вот правила знать вы должны. И лучше, чем живая игра, вам их не объяснит никто.

— Сурт, в их возрасте нас даже близко не подпускали к тавлеям… — Нима опустила руку на запястье мужа. — Повремени…

— Нас ко многому не допускали. Не бойся, Нима… Я сыграю один. — он ласково провел пальцами по волосам жены. — Нам ли страшиться прошедших дней?

Дневной свет совсем угас, однако на поляне, где собрались молодые боги, было почти светло — отчасти от вновь раскрывшихся огненных лилий, отчасти от золотого сияния, которое источали и чаша, и вышивка на плате. Было тихо, безветренно; беспечальный покой разливался в воздухе.

Сурт взял чашу обеими руками, слегка склонил голову, закрыл глаза и сказал:

— Гибель миров, богов сотворивших и богами же сотворенных… последняя битва.

И он опрокинул чашу над вышитым платом. Из нее стали вылетать небольшие, ростом с полевую мышь, фигурки; вылетать, плавно опускаться на игровое поле, вставая каждая на свое место. Часть фигур была сделана из светлого золота, часть — из черного, еще более темного, чем нити вышивки. Гарм и Фенри глядели во все глаза. Фигурки падали на плат, замирали на мгновение, сжавшись в комочек, охватив руками колени — и спустя несколько секунд вставали, выпрямляясь во весь рост. Среди них были воины в доспехах, женщины в простых или причудливых нарядах… всего не более двух десятков фигур. Некоторые расположились совсем рядом друг с другом; некоторые из персонажей, ожидая первого броска костей, седлали коней, усаживались на драконов.

— Ох ты… не подумал я об этом. — Сокрушенно сказал Сурт. — Многовато персон для первой игры. Боюсь, вам наскучит следить за уже известными событиями.

— Нет! Что ты, отец… — не отрывая глаз от волшебного зрелища, откликнулись его сыновья.

— Тогда слушайте правила. Для каждой фигурки — некоторые из них представляют целые расы… вот смотрите, это альвы, пока единые, это цверги… ну и так далее, — так вот, для каждой бросают кости. Выпавшее число определяет количество шагов, которое фигура проходит по полю. Движется она по спирали. Цвет вышивки, на которой фигура останавливается, определяет обстоятельства, в коих она оказывается — черный предуказывает осложнения, беды, необходимость сопротивляться и выживать. Красный — предписывает страсти, волнения, беспокойства, страдания и радости. Солнечный цвет накаляет и без того разгоряченных героев истории до предела, за который переступать небезопасно… и они все его переступают. Кроме того, чем ближе к вожделенной цели, тем вероятнее всяческие невозможности и волшебства… — и Сурт подмигнул сыновьям.

— Если фигура останавливается на черном, то она должна сделать два шага назад, если на красном — то два шага вперед. Есть одно условие — если фигура пожелает, то может, встав на красное, вытянуть своего соратника, попавшего на черное, ценой своих призовых шагов. Если выпадут две шестерки — то можно вытянуть двоих… или самому сделать двенадцать шагов. Великое дело — выбор…

— Отец, постой… — Фенри внимательно рассматривал переминавшиеся в нетерпении фигуры — Ты говоришь, если пожелает? Так они что, сами решают, как играть?

— Можно сказать, что и так. Видишь ли, сын, попадая на этот плат, фигура обретает на время игры характер и способности своего прототипа, ею движут те же страсти и пытаются управлять те же мысли. Нам остается только бросать кости, а случаю — определять число шагов.

— Отец, а как быть, если у противников разные цели? — спросил Гарм. — Ведь эта битва разделила всех — и богов, и альвов, и смертных. А здесь цель одна…

— Именно, что одна, сынок. Цель у всех была одна — добиться своего. Любой ценой. Одним — удержать, сохранить, не пропустить. Другим — заполучить, преобразовать, изменить.

— Отец, это… ты? — и Фенри указал на фигурку, отличавшуюся ростом и худобой, с двумя мечами за спиной. Черную.

— Угадал. А вот это ваша мама… — и Сурт прикоснулся к сидящей на грифоне девушке, — и ее брат… — фигурка стояла рядом с тремя похожими персонажами, опирающимися на тяжелые щиты и держащими алебарды. Эти фигурки были из светлого золота.

— Нум… смотри, наш отец, Эдред Вседержитель… — Нима завороженно смотрела на игру. — И Ветрогон, мой грифон… Как живые… как прежде. Сурт. — Она заглянула в глаза мужа. — Ты играл в тавлеи, хоть раз?