Георгий Садовников - Спаситель океана, или Повесть о странствующем слесаре

– Что будешь пить? Может, старый добрый эль? Или пинту ямайского рома? – спросил Базиль Тихонович, положив крепкую ладонь на мое плечо.

– Пинту, – прохрипел я.

От волнения у меня пересохло в горле. Неужели у этого странного человека есть настоящий ямайский ром – напиток знаменитых покорителей моря?

– Пожалуй, ты прав, – сказал Базиль Тихонович. – Нет, пожалуй, на свете ничего замечательней ямайского рома. Пинту мне, правда, нечем отмерить. Поэтому мы просто нальем в стакан. Это тебя не шокирует?

Я потряс головой, временно лишившись дара речи.

Базиль Тихонович, движением мага и волшебника поднял с пола серебристый металлический чайник, выудил из тумбочки чистый стакан и в благоговейном молчании наполнил его жидкостью, похожей цветом на слабый чай.

– Многовато тебе, поди. Да ладно. Ты парень, видать, крепкий, на ногах устоишь, – сказал он серьезно и вручил стакан.

– Как-нибудь осилим, – ответил я, стараясь держаться с достоинством.

Жаль, не видели меня в этот момент братья Феликс и Яша! Жаль, не видела дама сердца!

Трепеща с головы до пят, я поднес стакан к губам и сделал первый глоток.

– Это же чай… Это же чай, – сказал я разочарованно.

– У тебя нет воображения? – спросил Базиль Тихонович с тревогой.

– Есть! И еще сколько, – возразил я с обидой.

– Ну тогда это же самый настоящий ром. Неужели ты еще не заметил? Ну-ка, глотни еще!

Я так и сделал. Он оказался прав. Черт побери, это был настоящий ямайский ром! Правда, вкус его мне был неведом, но я готов был дать голову на отсечение, что это был чистейший ямайский ром!

Осушив стакан, я потребовал еще. Но Базиль Тихонович покачал головой.

– Сэр, – сказал он, – я верю: вы истинный морской волк…

– Тигр! Лев! – поправил я его.

– Лучше уж тигр. Морской лев – это всего лишь навсего морской лев. С ластами, – сказал Базиль Тихонович. – Так вот, хоть вы и заправский морской тигр, я вам советую остановиться. Это зелье сгубило не одну матросскую душу!

Я был очень доволен тем, что он охотно признал во мне человека видавшего виды, и больше не настаивал на новой порции рома. А вместо этого, слегка покачиваясь на воображаемой палубе, подошел к стене, на которой висела фотография.

И увидел четырех мушкетеров и мужчину в замасленном комбинезоне. Это был типичный групповой снимок. Два мушкетера стояли, вытянувшись в полный рост. Один из них держался за роскошную, знакомую мне портупею. Перед ними, положив руки на эфесы поставленных между колен шпаг, сидели на венских стульях два других мушкетера. У их ног лежал человек в замасленном комбинезоне. Это был Базиль Тихонович. Одной рукой он гладил большого черно-белого кота, похожего на дядю Васю, другой подпирал голову. Голова его была как-то странно повернута. Казалось, будто Базиль Тихонович держит свою голову на ладони, точно большое яблоко. Все шестеро, включая кота, сосредоточенно смотрели в аппарат.

– Базиль Тихонович! Это же Атос, Арамис, Портос и д'Артаньян! – воскликнул я изумленно.

– Да, мои старые добрые друзья Атос, Арамис, Портос и д'Артаньян, – подтвердил Базиль Тихонович, в голосе его чувствовались тепло и грусть.

– Разве вы были с ними знакомы? – спросил я недоверчиво.

– Как видишь сам. – И он указал на фотографию.

– Но ведь тогда еще не фотографировали, – возразил я, еле сдерживая обиду: что уж он меня таким темным считает.

– Ты прав: тогда и в самом деле еще не было фотографии, – легко согласился слесарь. – Поэтому мне пришлось потрудиться. Я вырезал мушкетеров из книги, затем нарисовал дядю Васю и туловище в комбинезоне и приклеил к нему свою голову со старого пропуска. А потом все это снял аппаратом «ФЭД». Ведь карточка выглядит достоверней рисунка, не правда ли?

Тут уж трудно было ему возразить. Но мне все же хотелось доказать Базилю Тихоновичу, что меня не проведешь, что я не настолько мал и наивен, чтобы можно было морочить мне голову.

– Сколько же вам лет тогда? – спросил я, не скрывая иронии.

– Много. – И Базиль Тихонович устало махнул рукой. – Садись и слушай.

Я присел на край табуретки; говоря ему всем своим видом: ну, ну, сочиняйте дальше, только никто все равно не поверит ни одному вашему слову. А слесарь-водопроводчик приподнял дядю Васю, сел в кресло, опустив кота на колени, и, не обращая внимания на мою ухмылку, начал свой рассказ:

– Родился я еще в семнадцатом веке. Сколько с тех пор воды утекло!.. – Он покачал головой.

– Столько лет живут только черепахи и попугаи. Я сам читал, – сказал я мстительно. – А у вас даже нет седого волоса.

– Мне удалось пропустить отрезок времени почти в триста лет, – сказал он, невинно глядя мне прямо в глаза. – Я подпрыгнул и изо всех сил заработал ногами, чтобы подольше продержаться в воздухе. А Земля в это время бешено крутилась подо мной, подо мной проносились годы, десятилетия. А я все держался. И когда уж совсем изнемог и опустился на землю, на ней шел шестьдесят девятый год двадцатого века! В общем, это была весьма несложная операция. Так, на чем же я остановился? Ну да, на том, что родился я в одном районном центре провинции Прованс. Ты, конечно, ел прованское масло?

– Ни кусочка! И еще не добывал копру и не стоял с горящим фитилем у порога крюйт-камеры, – признался я виновато, надо же, как он меня поддел, значит, нужно быть с ним осторожней.

– Ничего! У тебя все впереди. Зато уж капусту провансаль ты ел наверняка, – сказал он мне в утешение. – Ну так на чем мы остановились?.. В общем, в Париж я отправился день в день с д'Артаньяном и шел по той же дороге. Теперь ты догадываешься, почему хозяин гостиницы в Менге и его слуги одолели нашего храбреца? – спросил он лукаво.

– Потому что вмешались вы?

– Точно! Я еще не был с ним знаком. «Что это он, думаю, вытворяет, этот дворянчик? Ишь размахался шпагой. Так ведь можно нечаянно и задеть кого. Пора, пора ломать устои феодализма, давно пора». Достал я свой верный напильник и начал фехтовать с д'Артаньяном. Он шпагой раз-з, а я подставляю напильник. Да так, чтобы шпага его тупилась, понимаешь. Вот так я и обезоружил отважного гасконца. Ах, если бы знать, что вскоре он станет моим близким другом! – закончил он.

– А что же Александр Дюма-отец? Почему же он не написал об этом? – спросил я коварно.

– Эти факты были ему неизвестны, – просто ответил Базиль Тихонович. – Их скрыли реакционные феодалы. Поэтому Дюма-отец не знал, что на самом деле нас было шестеро: Атос, Портос, Арамис, д'Артаньян и мы с дядей Васей. А без этих фактов роман, сам понимаешь, не полон. На всякий случай я изложил на бумаге все, как было на самом деле. – Он нагнулся и достал из тумбочки толстую тетрадь. – Вот, полистай, убедишься сам. Правда, здесь еще не все. Некогда этим заниматься: все дела, дела! И потом, я скромен, что и говорить. Это, конечно, читателям во вред. Но ничего не могу с собой поделать.